Белая сорока
Шрифт:
— Вполне возможно, что поэтому лайка на него и напала, — заметил Шервиц. — Кто знает, как он с ней обращался.
— И это учтем, — словно про себя добавил Усов. С его лица не сходила улыбка.
В дверь постучали. В комнату вошел Блохин. Он замер на пороге, и было видно, что не ожидал увидеть здесь такое необычное общество.
— Проходите, проходите, — позвал Усов. — Мы как раз вас и ждем, Аркадий Аркадьевич. Должны извиниться, что побеспокоили, но вы нам очень нужны.
— Что ж, если очень… — вздохнул Блохин.
— Да, да, очень нужны, — подтвердил Усов и неожиданно спросил: — в стрельбах участвуете?
— В каких стрельбах? — удивился Блохин.
— Ну, я имею в виду какие-нибудь соревнования, например, стрельбу по мишеням, — спокойно повторил Усов.
— Ах вот что… но почему вы об этом спрашиваете? — непонимающе произнес Блохин.
— Из спортивного интереса.
— Это относится к делу? — чуть раздраженно спросил Блохин.
— К какому делу? — удивился Усов.
— Полагаю, вы меня сюда пригласили не ради спортивного интереса? — сухо ответил Блохин.
— Ошибаетесь. Речь как раз и идет о соревнованиях по спортивной стрельбе, в которых вы участвовали либо как стрелок, либо как зритель. Когда они проходили? — решительным тоном сказал Усов.
— Не помню…
— Жаль, очень жаль. Может быть, все-таки вспомните, хотя бы приблизительно?
— В прошлом году… Летом в Ленинграде, — после некоторого раздумья сказал Блохин.
— Вот и прекрасно. Где именно?
— На стрельбище, само собою, — ответил Блохин.
— Разумеется, — кивнул Усов. — А на котором?
Блохин выпрямился в кресле и нервно заговорил:
— Товарищ начальник, почему вы меня допрашиваете? Я был в Ленинграде лишь несколько раз. Черт знает, как это стрельбище называется…
— Давайте не будем впутывать в игру чертей, Аркадий Аркадьевич, — не сказки рассказываем. А если вам кажется, что вас допрашивают, то посмотрите: нас тут без малого полдюжины, какой же это допрос? Просто непринужденная беседа. Не понимаю, почему вы сердитесь…
В этот момент в комнату вошла Вера Николаевна и позвала ужинать…
После ужина у всех было хорошее настроение, и Усов как бы невзначай спросил Блохина:
— Аркадий Аркадьевич, все-таки не расскажете ли нам, как вы выступили на стрелковых соревнованиях в Ленинграде?
— Не спрашивайте, вымок, как курица.
— Я имею в виду ваши успехи в стрельбе.
— Не было никаких успехов. Я в соревнованиях не участвовал — был лишь зрителем.
— На стрельбище вы и раздобыли патроны, которыми стреляете? — спросил Усов.
Блохин, не скрывая удивления, ответил:
— Конечно. Но это лишь гильзы. Я их собрал там, на стрельбище, а дома снова набил…
— А дождь вам не помешал? Ведь гильзы картонные, — напомнил Усов.
— Дождя тогда еще не было, — не растерялся Блохин.
— Один из таких патронов вы дали Василию Петровичу для рокового выстрела по белой сороке, — напомнил Рожков.
— Да, дал. Ему нужен был патрон двенадцатого калибра.
— Какое у вас ружье? — спросил Усов.
— «Зауэр». Калибр тоже двенадцатый.
— Отличное ружье. Но разве вы не знали, что ваши патроны не годятся для старой берданки?
— Нет, не знал. Просто хотел помочь Василию Петровичу. Думал, что берданка выдержит.
— Как видите, не выдержала, — сказал Усов. — И ответственность за несчастье в таком случае падает на вас, Аркадий Аркадьевич.
— Почему ж? — возразил Блохин. — А остальные? Демидыч тоже кое-что дал…
— Мы лишь расследуем факты, — успокоил Усов. — Все остальное — дело прокурора, как при любом несчастном случае…
— Хотите запугать меня прокурором, товарищ начальник? Никто не докажет, что я был причиной несчастья… Набиваю патроны черным порохом, выдержит любая берданка, даже самая старая… Никакой прокурор не придерется, ручаюсь вам.
Блохин совершенно изменился, его лицо покраснело, он разгорячился, говорил вызывающе. Тогда Усов положил перед ним два патрона и сказал:
— Посмотрите, вот гильза патрона, из которого стреляли по белой сороке, а вот патрон, найденный в лесном сарае. Оба производства одной немецкой фирмы «Роттвейл». Интересно, как мог этот патрон попасть в заброшенный лесной сарай? Что вы об этом думаете?
— Я? — протянул Блохин. — Что я должен сказать?
— Свое мнение. Ведь вы часто бродите по здешним лесам и знаете местных охотников лучше, чем мы. Кто из них мог потерять в сарае такой патрон? Кстати, не были ли и вы там случайно?
Блохин мотнул головой и решительно сказал:
— В сарае я уже год как не был.
— В котором?
— Ну, в том, у Барановской поляны, — ни о чем не подозревая, ответил Блохин.
— А почему вы считаете, товарищ Блохин, что я говорю именно о том сарае? — спросил Усов и усмехнулся.
Блохин изменился в лице и спросил: — Что же вы думаете?
— Думаю, что вы намерены водить нас за нос, Аркадий Аркадьевич, и не понимаю, почему, — не выдержал Богданов. — Ничего нет плохого в том, что у вас есть иностранные патроны, пусть даже немецкие. Вполне можно и потерять один в лесном сарае, Зачем это скрывать?
— Мне нечего скрывать, тем более такую мелочь. Но кто дал право допрашивать меня в присутствии стольких людей, да еще и называть это «беседой»?
— Это уже по моему адресу, — произнес Усов, а я привык отвечать на претензии, если они обоснованы. Придется нашу беседу закончить. Потребуется — пригласим вас и на допрос.
Блохин встал:
— Теперь я могу идти?
— Можете, и надеюсь, впредь будете более приветливым собеседником, Аркадий Аркадьевич, — ответил Усов.
Блохин пожал плечами, коротко попрощался и вышел. Но едва закрылись двери, как раздалось злобное ворчание и болезненный вскрик. Все мы бросились в коридор. Блохин, прижавшись к стене, безуспешно пытался сбросить с себя Дружка, который мертвой хваткой вцепился в его правую руку. Пес рычал, не обращая внимания на удары, которые Блохин наносил ему левой свободной рукой.