Беломорье
Шрифт:
Вслед за ними вышел на крыльцо и Егорка. «Ловко хозяйничаю, — подумал он, — начал с того, что пай от себя отдал. Так хозяйничать стану, пожалуй, скоро и сам в покруту уйду!»
Он уже хотел шагнуть назад в сени, но увидел, что по улице идет, как всегда, широко размахивая руками, Васька Бобров.
— Васька! — радостно окликнул он парня. — Будто не ко мне идешь?
— Не к тебе, обратно на завод шел.
Они не виделись с того утра, когда вместе были в саввинской келье. Васька был в прежнем полушубке и в той же ушанке. Разглядывая его лицо, Егорка подумал,
— Егор Богданыч, куда самовар велите подать… наверх? — певуче спросила, приоткрыв дверь кухни, хозяйка. — Или внизу кушать станете?
— Наверху выпью с другом, — Егорка обрадованно глядел на Ваську.
Словно боясь, что тот уйдет, он за руку потащил парня наверх. Тотчас хозяйка внесла кипящий самовар, а ее сынишка на подносе тарелки с еще дымящейся сдобой. Егорка что-то шепнул ему на ухо.
— А помнишь, как мы в саввинской келье родионовскую сдобу ели да райскому житью завидовали? — спросил Егорка, глядя на заставленный тарелками стол. — Видишь, как все обернулось. Сказать до правде, порой своим глазам не верю.
Третий раз появился мальчуган, неся на подносе бутылку с рюмками.
— Ну, теперь все, что душе надо! — Егорка налил доверху рюмки. — За что выпьем?
Все еще молчавший Васька пожал плечами, но ничего де ответил.
За счастье давай, Васька, за наше счастье!
— Разное оно у нас стало…
— Пускай так… К счастью разные дороги ведут,! Рассказывай про себя, про меня-то, поди, все знаешь?
Они выпили и стали, как тогда в келье, торопливо жевать, но не сдобу, а сочные ломти свежепросольной семги.
Про тебя-то я многое знаю, — все еще не в силах сбросить с себя какую-то неловкость и глядя на радостное лицо сверстника, проговорил наконец Васька. — Про тебя только и есть теперь разговоров и в избах и по дорогам… Такое с тобой случилось, что разве в сказке придумать!
— В сказке, пожалуй, не всегда придумаешь, а вот в жизни случилось! Тут только многое обмозговать надо было, — наливая вновь рюмку, самодовольно усмехнулся Егорка. — И ты тоже не урод. Знай с кем породниться, вот в люди и выйдешь!
— У меня, — Васька замялся, не зная, как назвать недавнего приятеля — то ли Егоркой, то ли Егором Богдановичем, — у меня, брат, другая дорога. Я с заводом крепко связался! Другая мне жизнь уготована, — и, думая о недавнем разговоре с шуерецким учителем, к которому ходил по поручению Никандрыча, еще раз задумчиво повторил: — Другая жизнь мне уготована.
Егорка не слышал, что говорил ему парень. Ему пришла мысль — сделать Ваську своим приказчиком на становище. Ведь оставить покруту на становище без себя — значило кое-чем рисковать. В последние годы на становищах стали появляться норвежцы, скупавшие у рыбаков тайком от хозяев часть уловов. Отправиться же с открытием навигации самому на становище — значило жить там, как и все покрученники, в холоде и в грязи. Да и с Настюшкой расставаться не хотелось.
— А ты, Васька, все по заводам мыкаешься? — отрываясь от своих
— Почему мыкаюсь? Управляющий давно назад принял. Старый черт, биржевой мастер, как ни прыгает, а прогнать не смеет. Крепко заводские их от своевольства отучили! Его самого, чертягу, Агафелов едва с завода не согнал. Люди говорят, что старик перед ним на коленках весь вечер провалялся.
— Сейчас не съел, потом съест, — Егорка вплотную придвинулся и, жарко дыша в лицо Василию, зашептал: — А хочешь годика через три хозяином сделаться?
— Говорю тебе, по другой я дороге пошел, Егор. Будто на свете и есть счастье, что на Мурмане да на Груманте промышлять? На заводе жизнь многому научит…
— Воля твоя, — притворно согласился Егорка. — Выпьем!
Ваське пить не хотелось, но это был предлог поплотнее закусить, и, опорожнив рюмку, он приналег на закуску. Сквозь полуопущенные. ресницы Егорка настороженно — рассматривал его, нацеливаясь, чем именно и как прибрать его к своим рукам. «Честности он испытанной, и семьи нет, — по-хозяйски раздумывал он, — вот такого-то и надо заместо себя на становище отправить. Тогда можно спокойно оставаться дома. Чем бы его подцепить за жабры?»
— Не оженился? — как бы невзначай спросил Егорка.
— Н-не, — выдавил в ответ Василий и вздохнул.
— А кого окрутить ладишь?
— Я-то лажу, да она не бог весть как согласная...
— Отказала?
— Не говорил еще… Не смею… Строга очень.
— Обутка не важна, — и, сокрушенно покрутив головой, Егорка ткнул пальцем в полушубок, — обличье не жениховское!
— Запасался деньгами, да отцу отдал…
— Ему теперь легче будет, — сказал Егорка. — Филиппа я к себе взял, а потому Федотов твоего батьку на Филиппово место поставил. Корщик, поди, насколько больше полукорщика получит!
— Это правда. — Васька с благодарностью взглянул на собеседника. — Великую подмогу нам сделал. Спасибо тебе.
— А помнишь, спасая от смертушки, в саввинскую келью на спине меня волок?
— Будто забыл.
— Вот и я не забыл! Потому-то Филиппа к себе и забрал, — веско сказал Егорка, хотя на самом деле закрутил старика совсем по другим соображениям.
Выпили еще. Егорке было приятно потчевать свидетеля своей голодной жизни. Ведь сейчас на столе, сплошь заставленном закусками и сдобой, все принадлежало ему, Егорке! Он торопливо вновь наполнил рюмки.
— Пожалуй, так напоишь, что до Сороки не дойти будет.
— Кабы не срочное дело, так свез бы тебя на коне. Лихой конь…
— Не велик барин, и ногами дойду, благо они свои, а не пришивные, — набивая рот, ответил Васька.
— А чем тебя завод приманил? — опять начал Егорка. — Начальников туча, а денег мала куча, — и он коснулся ногой залатанного Васькиного валенка, — не шибко таким рибушником поженихаешься! Девки ведь форсунов любят…
— Моя-то на это не смотрит. — У Васьки от выпитого кружилась голова. — Знаешь, это такая, что нигде такой не найти! Только больно строга, за руку и то не возьми! Так шугнет, что неделю скучным, проходишь.