Белый Дух
Шрифт:
– В конце концов, если программа эвтаназии [12] работает, то почему, чёрт возьми, заодно не очистить ряды СС от тупиц? К сожалению, в нашу организацию проникло много случайных элементов. Сегодняшняя киносъёмка наглядно это подтверждает. Подумать только: директор Института устроил из секретной акции обычный балаган!
– Вы слишком близко к сердцу принимаете случившееся, штандартенфюрер, – сказала Герда, коснувшись его локтя. – Взгляните на это с другой стороны: всё прошло очень гладко, несколько заминок на последней сцене не в счёт. Восемь застреленных цыган – ничтожная потеря для такого серьёзного дела.
12
Секретный приказ Гитлера от 1 сентября 1939 года об умерщвлении душевнобольных. В приказе говорилось, что эвтаназии подлежат все люди, «жизнь которых не имеет ценности». Политике эвтаназии предшествовала определённая подготовка германского общества: 14 июня 1933 года (то есть спустя полгода после захвата власти Гитлером) был провозглашён закон о «предупреждении появления потомства больного наследственными заболеваниями», этот закон предусматривал принудительную стерилизацию.
– В следующий раз надо категорически запретить присутствие посторонних!
– Где у вас вино? Или коньяк? Я налью вам. – Герда старалась говорить ласково, успокаивающе. Её рука мягко поглаживала Рейтера.
– Я приму душ, – сказал он, не обратив внимания на вопрос о коньяке.
Покидая студию, Карл предполагал сразу лечь с Гердой в постель, но долгая дорога до Берлина затушила вспыхнувший было огонь желания, удовлетворив которое он надеялся без остатка сжечь дурное настроение. Теперь ему хотелось только приятного собеседника… Нет, пожалуй, мысли о хорошем собеседнике – неисполнимые мечты. Карлу хотелось хоть какого-нибудь общества, поговорить хоть с кем-нибудь, лишь бы заполнить душивший его вакуум. Порой одиночество доводило Рейтера до исступления. Нигде и никогда он не встречал понимания, всюду он видел в глазах собеседников только скепсис. Герда, хоть и была исполнительным сотрудником, мало чего понимала. Впрочем, она обладала полезным качеством – умела просто слушать, не удивляясь, не возмущаясь, не оспаривая. Её готовность принять из уст начальника даже самую бредовую мысль вполне устраивала Карла Рейтера. Вдобавок Герда могла в любую минуту пробудить в нём вожделение и удовлетворить его лучше других.
«Конечно, с Марией беседовать интереснее, но она очень замкнута, – размышлял Карл. – В сравнении с ней Герда проста, как блюдце. Всё с ней понятно, всё разложено по полочкам. В примитивности всё-таки есть свои плюсы. Марии я не могу говорить обо всём, не могу открыть ей полной картины наших исследований, чтобы не отпугнуть её. Но ничего. Рано или поздно я открою ей всё. Надо только набраться терпения…»
Он посмотрел на Герду:
– Я иду в душ. Если хочешь выпить, бутылки стоят на передвижном столике в гостиной.
Он разделся прямо в коридоре и закрыл за собой дверь в ванную комнату.
Когда он вернулся, облачившись в длиннополый белый халат, Герда ждала его в гостиной, уютно расположившись в кресле. Она успела снять чёрную эсэсовскую форму, теперь на ней осталась только плотная нижняя рубаха и чёрные чулки, приспущенные почти до колен. Она сидела расслабленно, немного откинувшись, одна нога была вытянута, другая, согнутая в колене, упиралась пяткой в мягкое сиденье кресла. Герда курила и пила коньяк. При появлении Рейтера она быстро поднялась и протянула ему рюмку.
– Спасибо. – Он сразу выпил всю порцию.
Герда отставила пустую рюмку и сразу, как пиявка, присосалась к губам Рейтера. Руки её скользнули ему под халат. Карл взял её за плечи и отодвинул.
– Позже, не сейчас. – Его рот плотно сжался.
– Вы не хотите меня? – Она взяла его руку в свою и положила себе в трусы.
– Сейчас не хочу. Сиди и пей. Отдыхай. Мне тоже нужно отдохнуть.
– Хорошо. – Женщина послушно вернулась в кресло, но приняла далеко не целомудренную позу, вызывающе раздвинув ноги.
Карл подошёл к патефону, поднял большую квадратную крышку, инкрустированную по бокам слоновой костью и обитую изнутри фиолетовым бархатом, покрутил ручку и поставил иглу на пластинку. Зазвучал тонкий голос неизвестной певицы.
– Вы не успокоились, штандартенфюрер? Вы продолжаете думать о съёмке? – вкрадчиво спросила Герда.
Он вздохнул.
– Никто не понимает, что такое кино, – сказал он. – Все думают, что кино должно развлекать. Сколько великих режиссёров уже появилось, сколько грандиозных картин они успели создать за такой поразительно короткий срок, но в действительности они не видят дальше собственного носа. Они мнят себя художниками, занимаются «творческими изысками», самовыражением, поисками «новых решений в искусстве»…
– А разве кино – не искусство?
– Это магия. Она, конечно, лежит в основе любого искусства. Но кино – средоточие всех искусств, а не самостоятельное явление. Если этого не понять сейчас, то кино утратит свою суть. Будут миллионы дешёвых поделок, хотя в эти дешёвки будут вкладываться бешеные деньги. Кино станет со временем более дорогим удовольствием, чем война.
– Вы так думаете, штандартенфюрер?
– Убеждён. Я вижу, к каким ухищрениям прибегают киношники, чтобы «расцветить и оживить» кадр. Да, им кое-что удаётся, но это не меняет сути: они не идут вглубь.
Он посмотрел на Герду. Она ответила ему взглядом преданной собаки.
«Дура. Но пусть хоть она, если нет никого другого».
– Я устал. Давай ляжем.
Хольман с готовностью вынырнула из кресла и последовала за Рейтером в спальню. Разобрав постель, она сбегала в ванную и быстро вернулась, раздетая догола, крепкая, эффектная, освещённая отражённым от лакированной поверхности ночного столика розовым светом слабого ночника. Не увидев приглашения к сексуальной игре, она молча нырнула под одеяло.
Рейтер уставился в потолок.
– Выключить свет? – спросила она.
– Да.
В тишине громко тикали часы.
Герда не удержалась и протянула руку к Карлу. Поводив ладонью по его паху, она сомкнула пальцы на мясистой плоти его члена, но Рейтер не отреагировал, и она убрала руку. Вскоре она услышала его ровное дыхание.
– Вы меня вызывали, герр Рейтер? – спросила Мария, входя в кабинет штандартенфюрера. На ней было тёмно-синее платье, туго облегавшее бёдра. Волосы она гладко зачёсывала наверх и собирала на темени в элегантный пучок, сегодня украшенный синей лентой.
– Да, хочу показать вам кое-что и дать задание.
– Я слушаю.
– Подойдите ко мне. Посмотрите. – Рейтер разложил на столе фотографии.
– Что это за чёрточки? – удивилась Мария, разглядывая снимки. – Не понимаю.
– Это древние тексты. Клинопись. Разве вам не доводилось видеть подобное раньше?
– Никогда.
– Шумерская письменность. Знаете, что выбито на этом камне?
– Нет.
Карл покровительственно улыбнулся. Он положил перед Марией несколько отпечатанных на машинке листов бумаги.