Белый шайен
Шрифт:
Наклонившись, я заглянул в его темные большие глаза. В них почти не было жизни. Это были глаза умирающего человека, который знает, что его час пробил.
— Вокуини, прости, я…
— Не говори ничего, Ниго, не нужно, — мягко перебил он меня. — Я ухожу с легким сердцем от пули, которая настигла меня в бою. Это почетная смерть — чего еще может желать настоящий воин? Предки встретят Вокуини с улыбкой на устах. — Он умолк и, собравшись с последними силами, продолжил: — Я спокоен… Я умираю хорошо… Но тебе еще жить, Ниго. Послушай же Вокуини, белый брат. Когда его разум бродил
— Вокуини, клянусь, следопыты дорого заплатят, — с комком в горле проговорил я. — Ты будешь отомщен!
Эти слова Римский Нос едва ли услышал. Одновременно с ними он издал последний вздох, и его душа отлетела, держа путь в Счастливые Охотничьи Угодья. Вокуини, Римский Нос, лидер клана Кривых Копий, боевой вождь всех южных шайенов, самый свободолюбивый индеец южных прерий скончался 18 сентября 1868 года.
Гибель Римского Носа, как я и ожидал, сказалась на боевом настрое индейцев самым отрицательным образом. Мало кто из них теперь говорил о конных атаках. Большинство склонялось к тому, чтобы, не прилагая особых усилий, взять белых следопытов измором.
— Вокуини погиб, — утверждали они. — Наша магия слаба. Нам остается лишь держать следопытов в осаде до тех пор, пока они не расстреляют все патроны и не свалятся от голода и жажды.
В этом была логика, но она не долго тешила сердца краснокожих. Спустя день после гибели Вокуини все уже знали, что белые пришельцы накоптили себе конины и вырыли колодцы. И без того низкий боевой дух воинов упал до нуля. Вождям пришлось срочно созвать военный совет, чтобы выработать четкую стратегию на ближайшее время. Четкую и понятную каждому, кто еще сжимал в руках оружие.
— Следопыты — опытные жители границы, — сказал на совете Тонкахаска. — Они знают, как выживать. Но запасы боеприпасов у них не бесконечны. Нам необходимо тревожить их постоянно. Когда они останутся без патронов, мы возьмем их голыми руками.
— Убийца Пауни согласен с Высоким Бизоном, — проговорил военный вождь южных оглала. — Мы должны заставить воинов опустошить карабины белых людей. Тогда только придет к нам победа.
— То мясо, которое они приготовили на еду, скоро испортится, — вставил Белая Лошадь. — Стоят жаркие дни, им будет негде хранить его. Туши лошадей уже сейчас начали разлагаться. Пройдет два солнца, и над островом будет висеть такая вонь, что белым придется одной рукой держаться за карабин, а другой — за нос. Клянусь, они попытаются сменить место. Вот тогда-то мы им зададим трепку!
Когда совет завершился, я решил повидать жену и уже направился к дальним холмам, как вдруг мне на глаза попался Черный Мокасин. Молодой шайен, я знал, был этой ночью в дозоре. Ему, как и многим другим краснокожим, была поставлена задача пресечь возможные вылазки следопытов за помощью. Он был чем-то встревожен, и я окликнул его:
— Что-то не так, Мокасин?
Индеец быстро подошел ко мне.
— Ниго! — возбужденно проговорил
Вот так новости! Троице следопытов все же удалось проникнуть через заградительный кордон индейского дозора. Не помню, что я хотел сказать Черному Мокасину. Меня опередил Убийца Пауни. Он проходил мимо и расслышал сообщение молодого индейца.
— У шайена острые глаза, — похвалил он Черного Мокасина. — Это хорошо. Плохо, что он хотел поднять панику. Убийца Пауни — вождь, его уши были открыты. Он сам передаст новость другим вождям. Шайены должны молчать.
С мудрыми словами южного оглала нельзя было не согласиться. Он говорил дело, но я сделал весомую поправку:
— Вождь, посмотри на небо. Собираются тучи. Нельзя терять ни минуты. Нужно выезжать сейчас же, пока дождь не смыл следы беглецов. Дай мне трех хороших следопытов из оглала и можешь считать, что этим беглецам я уже наступаю на пятки.
Убийца Пауни взглянул на небо и кивнул головой.
— Верно, Ниго Хайез, надо спешить. Помни, белые гонцы должны быть уничтожены!
— Я сделаю все, чтобы их догнать, — заверил я старика и, показав, где его воины найдут меня и Черного Мокасина, бросился с шайеном к индейскому табуну. По дороге туда я был остановлен Лаурой, которая спустилась с холмов, ища со мною встречи. Пришлось объясниться.
— Я поеду с тобой, — совершенно неожиданно заявила она.
— Это мужское дело, Лаура, — высказал я первый, пришедший на ум избитый довод.
— Брось, Джо! Я не маленькая, и хочу быть с тобой.
— Но…
— Никаких «но». Даже если ты запретишь мне ехать, я все равно отправлюсь чуть позже по твоим следам.
Что было делать с милой и такой непослушной женой? Три года разлуки, похоже, измотали ей душу до того, что она готова была следовать за мной повсюду. У меня не нашлось сил отказать ей.
Спустя считанное время моя небольшая группа следопытов двигалась на юг по следам троих белых гонцов. Они уже ушли далеко и были, надо признать, хитроумными ребятами. Их следы с трудом читались нами. Мы то и дело спешивались, чтобы не дать промашки и не отклониться куда-нибудь в сторону. Иногда беглецы почти сбивали нас с толку, шагая по камням, которые во множестве валялись в прерии. Слава Богу, дождя не последовало. К тому же мои индейцы были неплохими следопытами, и чутье мне подсказывало, что наши усилия не напрасны.
Однако время шло, а гонцы уходили все дальше. К вечеру мои надежды стали таять с каждой пройденной милей. Наступление ночи грозило нам обыкновенным бездействием. Беглецы же могли, отбросив все ухищрения, оторваться от нас на большое расстояние.
Это они и проделали с завидным рвением. Нам ничего не оставалось, как с таким же упорством двигаться следом на следующее утро. Так продолжалось трое суток. Четвертый день преследования стал переломным. То ли от усталости, то ли по тому, что они посчитали себя вне досягаемости, беглецы сбавили прыть. Они зашагали медленнее, их следы уже не петляли, а тянулись по прямой линии, словно оставленные тремя утомившимися путешественниками.