Белый шайен
Шрифт:
Наконец, к вечеру четвертого дня, поднявшись на очередной холм, мы увидели вдали их одинокие фигуры. Это было приятное зрелище. Из-за него мы даже утратили бдительность, простояв на бровке холма уж слишком много времени. Спохватившись и отступив назад, мы принялись наблюдать за беглецами до тех пор, пока они не перешли ручей и не скрылись в небольшой роще.
— Хопо! — сказал мой тезка из оглала, Мато Оухитика — Отважный Медведь. — Поехали!
— Хийя! — окоротил его другой, Зиткалаша — Красная Птица. — Нет. Подождем еще немного.
— Правильно, —
Но гонцы пошли дальше. Вскоре их фигуры скрылись за ближайшей возвышенностью. Соблюдая осторожность, мы спустились в низину и переправились на южный берег ручья. Впереди стояла роща. Мы продолжали, не торопясь ехать дальше, как вдруг в высокой траве, окаймлявшей рощу, я заметил какое-то движение. Совсем незначительное, но моя рука тут же легла на приклад зачехленного «спенсера».
— В чем дело, Ниго? — окликнул меня Черный Мокасин.
— Та трава… — озабоченно отозвался я. — В ней что-то шевельнулось.
— Брось!.. Койот или куропатка.
— Послушай, Мокасин…
Я хотел сказать, что белые, заметив погоню, могли вернуться назад, пока мы спускались к ручью, и устроить нам в густых травах засаду. Эти мысли так и остались в мозгу. Они просто не успели слететь с моих уст, ибо раньше прозвучали выстрелы. Это была действительно засада. Одна из пуль выбила из седла Красную Птицу. Другая покончила с Отважным Медведем, третья — с последним оглала, Высоким Коршуном. Их лошади понеслись мимо рощи в открытую прерию. Когда я вскинул карабин и выстрелил, гонцы произвели второй залп. Однако на сей раз из двух ружей. Значит, кому-то из гонцов не повезло. Посчастливилось нам с Лаурой — мы остались целы. Больше досталось Мокасину — его ранило в плечо. Прежде чем прозвучал еще один залп, мы все трое уже стремительно скакали по обратной дороге.
Удалившись на безопасное расстояние, я оставил Лауру с раненым шайеном в укромном месте, а сам пробрался на Маркизе к дальнему концу рощи. Тут я спешился и осторожно подкрался к засадной позиции гонцов. К моему огорчению, я напрасно соблюдал повышенную бдительность. Грохот копыт бизоньего стада, и тот не смог бы разбудить одинокого человека, неподвижно лежавшего у моих ног. Он заснул вечным сном, ничком уткнувшись в землю. Носком мокасина я перевернул его на спину и почти не удивился, узнав в убитом Томпсона.
— Было бы справедливей, если бы на твоем месте оказался твой босс, — пробормотал я, глядя на бледное лицо команчеро.
В следующий миг до моего слуха донеслось ржание лошадей и мужская ругань. Я ринулся на эти звуки и, выскочив из рощи, увидел, как двое уцелевших гонцов прыгают на лошадей оглала. Я выстрелил раз, потом другой. Убедившись, что расстояние слишком велико, я с досады бросил карабин на землю.
Гонцы разразились издевательским смехом. Один из них громко прокричал:
— Мы еще свидимся с тобой, Кэтлин!.. Тебе опять повезло, любимец краснокожих!
Никто иной, как Блэкберн драл глотку на дальнем конце прерии. Он был прав: мне здорово повезло. У него была великолепная
— Будь ты проклят, ублюдок! — отозвался я.
Он снова хохотнул и, пришпорив лошадь, поскакал к возвышенности, увлекая за собой своего спутника.
Я стоял на месте и беспомощно смотрел, как они переваливают через холмы. Затем поднял «спенсер» и с тяжелым вздохом направился к Маркизу. До армейских постов оставались считанные мили, а гонцы были верхами, и ничто уже не могло им помешать добраться до Длинных Ножей. Все наши усилия пошли прахом.
Теперь становилось ясно, что битву на Арикари-Крик индейцы уже не выиграют никогда.
Я, Лаура и Их-ток-па-ши-пи-ша — Черный Мокасин вернулись к островку на Арикари-Крик 27 сентября. Там, где несколькими днями ранее кипела бойня и лилась кровь, сейчас властвовали жуткая тишина и стервятники. Пернатые падальщики тучами сидели на разложившихся тушах лошадей и мулов, пируя и издавая резкие крики.
Предположения Белой Лошади не сбылись: не взирая на страшное зловоние, следопыты остались в своих окопах и дождались-таки желаемой помощи. Спасательный кавалерийский отряд из форта Уоллес снял осаду с островка, который впоследствии стал называться Бичер-Айленд — в честь погибшего на нем лейтенанта.
Мы проехали до опустевших стоянок индейцев и увидели, в каких направлениях скрылись люди трех племен. От Арикари-Крик тянулись два широких следа — на юг и на север. Оглала отправились на северо-восток, к Луп-Ривер и Найобрэре. Шайены и арапахи ринулись на юго-восток.
Я догадывался, где окончится это бегство. Без Римского Носа шайены были уже не тем народом, который смело кочевал по южным прериям и храбро сражался за свою независимость. Теперь они растеряли боевой дух. Теперь они шли на юг, за Арканзас, к Черному Котлу, в резервацию.
Римский Нос перед смертью увидел конечный путь своего народа, и он же показал дорогу мне. По ней стоило идти, ибо она вела на север, к свободным кочевьям индейцев лакота Бешеного Коня.
Часть II
Глава 1
Распрощавшись с Черным Мокасином, который решил двигаться на юг по следам своего родного народа, мы с Лаурой отправились в далекое путешествие на северо-запад, завершившееся на берегах Мака Блу Уакпа, Паудер-Ривер. Там мы нашли приют у Бешеного Коня, в его клане хункпатила.
Молодой вождь принял нас с радушным гостеприимством, а, услышав о наших намерениях поселиться среди оглала, просто сказал:
— Шайены рассеяны, Вокуини погиб. Ташунка Витко с радостью примет под свое крыло родственников друга.
Впредь на всех стоянках Лаура всегда ставила нашу палатку-типи возле жилища Бешеного Коня, часто сама, порой при помощи Ташины Сапевин, Черной Шали, смуглой супруги боевого вождя.
Итак, я примкнул к оглала, самому многочисленному подразделению тетонов в надежде найти в северных прериях мир и покой.