Белый Волк
Шрифт:
Вернувшись к остальным, Волк разжег костер. Михаил, о чем-то неторопливо переговаривавшийся с Бутковым, поставил над огнем котелок, чтобы сварить похлебку. Те, кто давно знал Устина, пропускали его речи мимо ушей, а вот Волк завидовал немому. Тот сидел, обняв руками собственные колени, и его бессмысленный взгляд был обращен в пустоту. Помнит ли бедолага вообще, кто он и где находится? От боли и горя ли помутился его разум, когда железо палача отняло у него язык, или он уже тогда был дурной?
– Улыбнулся премудрый Джон, с пониманием поглядел на меня. Птицы летают, ибо имеют крылья; ты родился, ибо отец любил твою маму. Зачем здесь Бог и где ты его видел? Каждую вещь можно разломать и увидеть, из чего она сделана.
– Замолчи, дурень. Затвердил одно и то же, слышать тебя тошно, – бросил Бутков Устину, зачерпывая деревянной ложкой похлебку из общего котелка.
Казак только улыбнулся и продолжил горячо шептать, теперь Волку на ухо.
– Вот о том я и говорю. Много с кем я хотел поделиться, чему меня разумный Джон научил, но не имею его красноречия, а народ у нас упрямый. Хоть с тобой выговорился, а и ты – не человек, полчеловека. Ничего, утвердится и у нас ученость! Так вот, отхожу я ко сну, понявши, что Бога нет, и тут меня взял леденящий холод. Жил я, ходил под ласковым солнышком, под чистым небушком, а где теперь оказался? Лежу на полатях, а кругом меня – холодная пустыня; пустыня растет, надвигается на меня. Чему теперь верить? Есть что живое, не лживое? А у самого кровь стынет в жилах. Назавтра проснулся, гляжу по сторонам – весь мир холодный, черный, пустой. Надел сапоги, выхожу на улицу, а там каждая вещь зло усмехается надо мной. Смотрю, к примеру, на яблоньку, а она словно без сердцевины. На что ни гляну, из всего что-то вынули, все стало… неглубоким, как бы скользким. На завтрак я кушал вареные яйца; беру яичко, чищу от скорлупы, а оно будто рассыпается у меня в руках. Без Бога ничто его не держит вместе: так и вижу, как оно распадается на множество крупинок, хотя вот оно – в руке, беленькое. Ты меня не поймешь.
– Я видел это, – прошептал Волк, помогая доверчиво глядевшему на него немому взобраться на лошадь. – Я тоже видел разорванный мир.
Не заметив слова юноши, Устин продолжил говорить, и даже возобновившаяся бешеная скачка не заставила его замолчать. Лошади пощипали траву, передохнули немного, и отряд Буткова снова гнал их беспощадно. Конец пути приближался; что будет дальше, Волк не думал.
– Просидел я, парнище, полдня на лавке понурив голову. Чувствую, не осталось для меня на грешной земле радости. Что будет завтра? – обман. Пошел даже в церкву – думаю, погляжу на святые иконы, может, хоть там увижу живое сердце, которое из всех вещей ушло. Но нет, и там вижу не образа, а малеванные краской доски. Что сталось у меня с глазами? Как встретил вновь англичанина, заговорил с ним прямо. Смерть у меня на уме, премудрый змий, но уж не твоя, а моя. Ты мне разъяснил, что из ничего я пришел и в никуда уйду – чего теперь под солнцем копошиться?
Улыбнулся мне Джон, ласково так. Ты потерял только старушечьи сказки, не больше, – говорит. Найди себе какое хочешь дело, будь сам свой хозяин.
Что же мне делать хорошего? – спрашиваю.
Задумался Джон. Отвечает: а что тебе радость дает. Делай, что пожелаешь, целый свет перед тобой. Посмертного суда не будет, заботься потому про день сей.
Смеясь, ушел я от него, и началась для меня новая жизнь – игра. Видишь, как далеко я зашел, ища себе забавы?
Ночью отряд снова почти не сомкнул глаз. Назавтра к полудню они наконец добрались до цели. Тайник располагался в овраге таким образом, что растущие на склонах кусты можжевельника прикрывали собой вход. За узким проходом скрывалась обширная пещера. Войдя внутрь, в темноту, Волк впервые осознал, что совсем недавно был на волосок от сурового приговора, а теперь оказался в незнакомом месте наедине с людьми, которым не следовало доверять. Волнение прошло, и навалилась усталость. Весь проделанный путь показался бредом, сновидением. Он прикрыл глаза и сразу уснул, будучи почти уверен, что проснется в застенке, в ожидании суда.
– Горазд ты спать, парнище!
При свете горящих лучин Волк увидел, что тайное место Буткова и его товарищей было не просто нерукотворным подземным пространством: его укрепили деревянными подпорами, досками устелили пол. Получилась не пещера, а маленькая крепость, обустроенная с прицелом на будущее. Здесь хранился запас пороха, и провиант, и даже хмельное питье.
Бражкой уже успели подкрепить бодрость духа не только Бутков и Устин, но и немой, сидевший прямо на полу, довольно улыбаясь и поджав под себя ноги. Михаил, накануне выручивший честную компанию из застенка, не брал ни капли хмельного в рот никогда. Отказался от бражки и Волк, зато подкрепился сыром и холодным мясом.
– Надо нам с тобой на охоту сходить, – благодушно проговорил Бутков, расположившийся со своими людьми за деревянным столом. – Твое племя непревзойденно читает следы, так ведь?
– Я не хожу охотиться вместе с теми, кому не могу доверить собственную жизнь.
Бутков обнажил в улыбке зубы.
– Твоя жизнь прямо сейчас у меня в руках.
Волк оставался внешне бесстрастным. Конечно, он не рассчитывал на то, что из беды его выручили по сердечной доброте. Но чем он мог заплатить за свое спасение?
Будто прочитав его мысли, Бутков произнес:
– Думаю, сразу выложу, не таясь, что у меня на уме. Хочу, чтобы в предстоящем деле нас соединяла совесть, а не страх.
Бутков и двое его подручных сидели за столом на лавке. Михаил поднялся и резво подтащил к столу еще одну скамью, сам сел на нее и дал знак Волку присаживаться рядом. Волк невольно бросил взгляд на прикрытый лапником выход из пещеры: далеко ли уйдешь от троих бывалых бойцов? Юноша устроился за столом, на котором еще лежали остатки обильной трапезы. К общему удивлению и потехе, немой вдруг тоже подошел и сел на скамье возле Михаила.
Прелюбопытная здесь собралась компания: пятеро мужчин, не похожих друг на друга ни судьбой, ни наружностью. Даже сидя, немой и Михаил возвышались над остальными, хотя Волк тоже был довольно высокого роста; Устин и Бутков по росту и сложению сошли бы за братьев, но первый был темноволосым и смуглым, а второй – русым.
– Хорошо сели, – промолвил Михаил. – Могли бы сыграть… хотя бы в зернь.
– Сыграем, Миша, – подхватил Бутков. – Обязательно сыграем. Но сперва – о деле. Мне нужны люди, крепкие руки и надежные сердца, а за этими двумя – долг, который полагается вернуть.
– О чем ты говоришь? Посмотри только на них! – возразил Устин, раздраженным движением сметая крошки со стола. – Мальчишка и блажной! Хочешь взять их обузой?
Бутков сурово глянул на перебившего его Устина, но продолжил говорить спокойно:
– Не обузой, а в помощь. Вот парень летами юн, а нрав у него дерзкий. Что до безголосого нашего товарища – вона какой здоровый! – и он шутливо спросил у немого: – Ты ведь дюжий вояка, верно?
Немой, чей безумный взгляд доселе бессмысленно блуждал по сторонам, вдруг просиял от радости и со рвением закивал, вызвав за столом взрыв смеха. Развеселились даже серьезный, с угрюмым рябым лицом Михаил и внутренне напряженный Волк.