Бенефис дьявола

Чарков Дмитрий

– Я сбежал в сад, с одеялом, - сказал он, - бродил там некоторое время, а когда заметил, что из… корпуса начали выходить люди, то залез на дерево.

– Вот и прекрасно, Глеб. Сейчас мы оставим вас, придет медсестра и даст вам лекарство от головной боли, а затем, я думаю, вы сможете уже пойти… сами… в свою палату. Вам нужно отдохнуть. Договорились?

Глеб рад был слышать, что его затекшие руки и ноги вскоре опять станут свободными, и молча кивнул.

Голова нестерпимо раскалывалась, и ему снова захотелось забыться.

Они

вышли из палаты и направились в другое крыло, в кабинет дежурного врача.

– Что вы думаете, доктор, по поводу его состояния? – спросил Прокопенко.

– Что вам сказать? Восстановительный процесс может занять от нескольких недель до нескольких месяцев. Человеческая психика – очень хрупкий инструмент, с которым нужно обращаться весьма бережно. В его организме мы обнаружили остатки токсичных веществ…

– Наркотики?

– Это не опий и не героин, и даже не марихуана. Психотропные составляющие.

– Вы хотите сказать, что он употреблял психотропные препараты?

– Молодой человек, люди, как правило, не употребляют сами такие препараты – они снижают сопротивляемость, подавляют волю. Сами подумайте, кому придет в голову пичкать себя такими таблетками?

– Значит..?

– Делать здесь выводы – это по вашей части, - они вошли в кабинет. – Кофе?

Иван с Игорем Анатольевичем ответили утвердительно, присаживаясь на диван, стоявший вдоль стены.

– Иван Сергеевич, а он вас узнал, - сказал Прокопенко, пока доктор возился за ширмой с кружками.

– Мы встречались на церемонии прощания, - ответил Иван. – Он был тогда с Вероникой. Я почему-то подумал, что она его сестра.

– Откуда такое впечатление?

– Он… как будто оберегал её, что ли… постоянно держался в шаге от неё, буквально по пятам за ней ходил. На воздухе они стояли тоже вдвоём, и она, как мне показалось, делала ему какие-то внушения.

– Внушения?

– Мне так показалось. Может, это были и в буквальном смысле внушения. Это он сфотографировал Веронику с Борей в ресторане?

– Да, он.

Павел Семенович вышел из-за ширмы, с небольшим подносом, на котором стояли три чашечки, банка кофе и сахарница.

– Извините, ничего крепче не держим, - провозгласил он.

– Спасибо. Ничего крепче и не требуется, - ответил Прокопенко.

– А в фильмах показывают, будто дежурные врачи регулярно медицинским спиртом заправляются, - вставил Иван.

– Вы верите? – удивился Боровиков. – Иван Сергеевич, вы произвели на меня впечатление разумного человека. По крайней мере – первое.

– Не пугайте меня так, доктор, - ответил Иван, - в этих стенах я не чувствую себя таковым.

– Напрасно, напрасно. Накладывайте кофе и сахар, пожалуйста, по своему вкусу… Должен сказать, что здесь никто не считает себя… неразумным. И, заметьте, в поведении моих подопечных иногда присутствует больше рационализма, чем в обслуживающем персонале.

– Но они, ваши подопечные, не могут же нести ответственности за свои поступки?

– С точки зрения закона – вы правы, они не подлежат преследованию. Но, поверьте, их внутренний мир ничуть не менее организован,

чем наш с вами. И, кто знает, будь их большинство, то это мы с вами, кто оказался бы на их попечении. Посему – не зарекайтесь!

– Да Боже упаси, Павел Семенович.

– Так что же вас конкретно интересует относительно Бесчастного? – спросил врач, отхлебывая из чашки.

Прокопенко размешал сахар и положил ложечку на поднос.

– Видите ли, доктор, он владеет информацией, которая могла бы расставить по своим местам некоторые кусочки мозаики, из которой складывается общая картина сразу двух преступлений – убийств, если быть до конца точным, как вы говорите.

– Он подозреваемый?

– Пока мы квалифицируем его как свидетеля, по крайней мере, в первом эпизоде, который имел место в начале мая этого года: убийство предпринимателя в сауне гостиницы «Палас».

– А! Теперь я вспомнил, об этом в «Хронике происшествий» говорили. Так вы, Иван Сергеевич, по всему выходит – брат покойного?

– Да, Павел Семенович, - подтвердил Сидоров.

– Примите мои соболезнования. Теперь я понимаю, чтовас привело сюда к нам. Чем же мне вам помочь? Боюсь, что Глеб находится сейчас где-то между реальностью и своим вымыслом, и его мозгу, его сознанию, предстоит весьма и весьма кропотливая работа по отделению одного от другого, то есть он сам сейчас для себя должен распознать, что есть реально, а что есть иллюзия. И поверьте, это очень непростой процесс, очень болезненный – для его собственной психики, я имею в виду.

Прокопенко задумчиво держал в руках чашку.

– А мы можем как-нибудь интерпретировать его… иллюзии?

– Для этого нам необходимо иметь под рукой сценарий и список действующих лиц, - развел руками Павел Семенович, - или как вы себе это представляете?

– Вот смотрите: он целый месяц находился, как вы выражаетесь, в пограничном состоянии – ходил на работу, общался с друзьями, ел, спал и осуществлял, как мывыражаемся, другие социальные и правовые действия. При этом только через три-четыре недели, заметьте, когда он уже совсем перестал быть, так сказать, адекватным, близким стало очевидно, что с ним не до конца всё в порядке, и они обратились к врачам. Нас интересует информация, относящаяся как раз к этому периоду его жизни – конец апреля и начало мая. Сейчас мы были свидетелями того, как вы помогли ему сориентировать в пространстве и времени, относящимся к событиям сегодняшнего дня. Можем ли мы то же самое провести и в отношение упомянутого мною периода?

Боровиков задумался, потом сказал:

– Не следует форсировать его сознание, понукая к восстановлению. Вы поймите, что это большое потрясение – осознать, что воспринимаемая им в тот период действительность оказалась в итоге простой химерой, мыльным пузырем.

– Помилуйте, Павел Семенович, в подобном состоянии оказалась большая часть сознательного населения нашей страны в конце прошлого столетия, и ничего, как видите, живем. Или мы все теперь – того, с приветом?

Доктор усмехнулся: