Бенефис и другие юмористические рассказы
Шрифт:
Отвта не послдовало.
— Не такъ ли? — повторилъ онъ умильно.
— Что же, ты хотлъ, чтобъ я бросился какъ нмецъ, что ли, или еще какъ? — свирпо спросилъ Джорджъ.
— Вдь это все его скромность, — сказалъ поваръ, обращаясь къ своимъ собесдникамъ съ видомъ хозяина, показывающаго рдкій экземпляръ какого-нибудь замчательнаго животнаго. — Онъ терпть не можетъ, чтобъ мы объ этомъ говорили. Онъ чуть не утонулъ! Еще бы немного, и конецъ, но къ счастью подошелъ спасательный катеръ, запустилъ багромъ какъ разъ въ самое дно его штановъ и вытащилъ его. Встань-ка,
— Ну, если я встану, такъ теб не поздоровится, малый! — проговорилъ Джорджъ прерывающимся отъ ярости голосомъ.
— Что я говорю, не скроменъ ли онъ? — сказалъ поваръ. — Просто на душ становится хорошо, какъ его послушаешь! И онъ былъ точно такой же, когда его вытащили на берегъ, и толпа собралась вокругъ него, и начали ему пожимать руки и похлопывать по плечу.
— Что же, не понравилось ему это? — освдомился помощникъ.
— Ну, можетъ быть, они и правда хватили немного черезъ край, — согласился поваръ. — Одинъ старикъ, который не могъ подойти довольно близко, даже погладилъ его по голов своей палкой, но все же это длалось отъ души, въ похвалу и въ честь ему.
— Я горжусь тобой, Джорджъ, — сказалъ шкиперъ сердечно.
— И мы вс также, — подтвердилъ помощникъ.
Джорджъ что-то пробурчалъ.
— Я выхлопочу ему медаль, — сказалъ шкиперъ. — А были тамъ свидтели, поваръ?
— Сколько угодно, — отвчалъ тотъ. — И я всмъ сказалъ его имя и адресъ: — Шкуна „Джонъ-Генрихъ", изъ Лаймгауза, — говорю, — это такъ сказать его квартира, а Джорджъ Куперъ его имя.
— Ты наболталъ чортову пропасть лишняго, вислоухій дуракъ, — проговорилъ герой.
— Ну, вотъ опять его скромность, — сказалъ поваръ, многозначительно улыбаясь. — Онъ просто такъ и набитъ скромностью, этотъ Джорджъ! Посмотрли бы вы на него, когда какой-то тамъ господинъ снялъ съ него фотографію!
— Снялъ что? — спросилъ шкиперъ, сильно заинтересованный.
— Его фортеграфію, — повторилъ поваръ. — Какой-то молодой человкъ, который снималъ виды для газеты. Онъ снялъ Джорджа какъ онъ былъ, мокраго, прямо изъ воды, и потомъ снялъ, когда ему уже вытерли лицо, и еще снялъ, когда онъ сидлъ на земл и ругался съ какимъ-то человкомъ, который спросилъ у него, очень ли онъ промокъ.
— И ты сказалъ ему, гд я живу и что длаю? — прервалъ Джорджъ, оборачиваясь къ нему и потрясая кулакомъ. — Вдь сказалъ?
— Сказалъ, — просто отвчалъ поваръ, — и когда-нибудь ты самъ скажешь мн за это спасибо, Джорджъ.
Тотъ издалъ какой-то ревъ и, вскочивъ на ноги, бросился безъ оглядки внизъ, на бакъ, отвсивъ по пути такой ударъ въ бокъ встрчному матросу, который пріятельски потрепалъ его по плечу, что едва не перешибъ ему ребра. Оставшіеся на палуб переглянулись.
— Ну, не знаю, — сказалъ помощникъ, пожимая плечами, — но думается мн, что если-бъ я спасъ жизнь кому-нибудь изъ своихъ ближнихъ, то ничего бы не имлъ противъ того, чтобъ со мной объ этомъ говорили!
— Вы такъ думаете? — сказалъ шкиперъ, слегка выпрямляясь. — А если когда-нибудь это дйствительно съ вами случится, то пожалуй будете другого мннія.
— Не
Шкиперъ слегка откашлялся.
— Въ моей жизни были одна или дв вещицы, которыхъ я не слишкомъ-то стыжусь, — проговорилъ онъ скромно.
— Ну, этимъ еще хвалиться нечего, — сказалъ помощникъ, нарочно длая видъ, что не понимаетъ его.
— Я хочу сказать, — рзко проговорилъ шкиперъ, — что были одна или дв вещи, которыми всякій другой сталъ бы гордиться. Но я горжусь тмъ, что ни единая живая душа о нихъ не знаетъ!
— Вполн этому врю, — согласился помощникъ и отошелъ съ вызывающей улыбкой.
Шкиперъ хотлъ слдовать за нимъ, чтобы попенять на совершенно излишнюю двусмысленность его замчаній, когда вниманіе его было привлечено какимъ-то шумомъ и возней на бак. Оказалось, что по любезному приглашенію повара, помощникъ шкипера и одинъ изъ матросовъ съ брига „Прилежный", стоявшаго на якор борть о борть съ ихъ шкуной, явились къ нимъ и сошли внизъ посмотрть на Джорджа. Но пріемъ, оказанный имъ тамъ, сильно подорвалъ репутацію гостепріимства шкуны „Джонъ-Генрихъ", и они выбрались поспшно опять на палубу, заявляя во всеуслышаніе, что не желаютъ боле видть его никогда, во всю свою жизнь, и продолжали громко выкрикивать обидныя замчанія все время, пока перебирались обратно на бортъ своего корабля.
Шкиперъ медленно подошелъ къ лстниц и заглянулъ внизъ, на бакъ.
— Джорджъ, — закричалъ онъ.
— Сэръ? — угрюмо отозвался герой.
— Приди ко мн въ каюту, — сказалъ капитанъ, отходя. — Я хочу съ тобой поговорить.
Джорджъ всталъ и, проговоривъ сначала нсколько страшныхъ ругательствъ по адресу повара, который выдержалъ ихъ съ благородной твердостью, вышелъ на палубу и послдовалъ за шкиперомъ въ каюту.
По приглашенію своего начальника, онъ грузно и неловко опустился на скамью, но лицо его прояснилось и даже расплылось въ улыбку, когда шкиперъ поставилъ на столъ бутылку и два стакана.
— За твое здоровье, Джорджъ, — сказалъ шкиперъ, подвигая къ нему полный стаканъ и поднеся другой ко рту.
— Ваше уважаемое, сэръ, — отвчалъ Джоржъ, медленно и съ наслажденіемъ прополаскивая себ ротъ ромомъ, прежде чмъ проглотить его. Затмъ онъ тяжело вздохнулъ и, поставивъ пустой стаканъ на столъ, опустилъ свою большую, косматую голову на грудь.
— Спасеніе жизни ближнихъ, кажется, не слишкомъ-то теб по нутру, Джорджъ, — сказалъ шкиперъ. — Я люблю скромность, но ты, по моему, ужъ пересаливаешь.
— Это не скромность, сэръ, — возразилъ Джорджъ. — Это проклятая эта фотографія! Какъ подумаю о ней, такъ всего и обдастъ жаромъ.
— На твоемъ мст я не сталъ бы такъ принимать это къ сердцу, Джорджъ, — сказалъ шкиперъ съ участіемъ. — Мало ли кто не хорошъ собой; не въ наружности дло.
— Да и я не говорю о наружности, — сказалъ Джорджъ очень недовольнымъ тономъ. — Моя наружность для меня хороша; каковъ есть, таковъ и есть. Но все-таки, именно благодаря наружности, такъ сказать, я теперь попался, какъ нельзя хуже!