Беспредел (Современные криминальные истории)
Шрифт:
— Чье-то имущество… Ночная рубашка, что ль? — отогнул край ткани, увидел пятно крови и крохотные детские ножки, охнул: — Мам-ма моя!
Далее цитирую следственный документ:
«В ходе осмотра места обнаружения трупа новорожденного выявлено, что труп располагается в центральном коридоре подвала. Слева от спуска в подвал, на расстоянии 0,75 м, на полу, завернутый в мужскую сорочку бело-зеленой расцветки. Повреждений на трупе при осмотре на месте не выявлено, в приоткрытом рте ребенка имеется инородный предмет в виде комка материи, часть которой выступает за полость рта. Под трупом находится ночная сорочка. Освещение в подвале полностью отсутствует.
Согласно заключению эксперта № 36, смерть новорожденного младенца наступила в результате асфиксии, обусловленной закрытием дыхательных путей
Согласно заключению эксперта № 77, на момент осмотра Кнориковой О.О. экспертом у освидетельствуемой выявлены признаки произошедших родов, которые имели место 2–3 суток до момента осмотра.
Свидетель Крутова И.А.
– мать обвиняемой — показала, что о том, что дочь родила и убила своего новорожденного, ей стало известно после того, как дочь вызвали в милицию. Каких-либо признаков беременности у дочери она не замечала, хотя поведение дочери перед случившимся было подозрительным. На все ее вопросы о половой жизни и беременности дочь с негодованием отвечала, что такого нет. 2 февраля она и муж была на работе. 3 февраля, вернувшись с работы, она видела в комнате дочери на ковре красные пятна, дочь пояснила, что разлила краску. После того как о случившемся стало известно и дочь положили в больницу, она разговаривала с Ольгой о происшедшем. Та рассказала ей, что рожала одна, дома на постели. Потом ребенка завернула в старую рубашку, белую с зелеными точками, положила в сумку и отнесла в подвал общежития. О событиях Ольга рассказывала неохотно, реакция дочери на случившееся ей не понятна, как будто дочь не осознает того, что сделала. На ее вопрос дочь ответила, что ребенок шевелил ручками и ножками.
При предъявлении на опознание Крутова И.А. опознала свою рубашку, которую носила в молодости, и чехол от своего праздничного платья».
Я не стал рассказывать, как нашли мать задушенного младенца, сделать это было очень несложно: Мценск — не Москва. Было возбуждено уголовное дело. Когда следователь прокуратуры Василий Алексеев встретился с Ольгой, то засомневался — она ли убила своего ребенка? О'Кей была безразлична ко всему и очень спокойна, словно бы речь шла не о ней. Между ним и обвиняемой возникла глухая стенка, которую он пытался разрушить, но безуспешно.
Ольга не понимала, что совершила преступление. Она уже успела твердо усвоить, что не достигших четырнадцати лет не судят. А раз это так, то на все наплевать!
Следствие было закончено быстро, и дело передано в суд. Кнорикова Ольга Олеговна обвинялась в том, что «совершила преступление, предусмотреное ст.103 Уголовного кодекса РФ — умышленное убийство своего новорожденного ребенка — девочки, — без отягчающих обстоятельств». Мценский районный суд принял дело к производству.
Так оно в суде и осталось. Как уже было сказано выше, детей у нас не судят — нет такой статьи в законе, в действующем ныне Уголовном кодексе.
Банда
На окраине небольшого лесочка под Тверью, недалеко от Александровки, популярного дачного поселка, сидела у костра дружная компания. С гитарой, с разговорами, с незамысловатой закуской, с выпивкой, под которую, честно говоря, больше шли пирожные и шоколад, чем колбаса с огурцами, с разглядыванием ночных звезд. Стрелки часов уже переместились за полночь, компания, состоявшая в основном из молодых людей, в том числе и из «женатиков» — супругов Погодиных, Пономаревых, Соловьевых, домой пока не собиралась. «Женатики», например, еще вообще не успели ощутить себя семейными людьми и продолжали бегать на танцы, ездили в Тверь на дискотеку, ревновали друг друга невесть к кому, целовались на улицах и под магнитофон горланили модные песни. Они, по сути, были еще школярами, эти александровские «женатики», и школьные годы свои считали пока самыми яркими в жизни.
Для позднего сидения имелся повод — Алексей Пономарев только что закончил военное училище и получил золотые лейтенантские погоны с двумя звездочками. Пономарев купил ликера, водки и собрал у костра своих добрых знакомых.
Часть из сидевших у костра были здешние, в Александровке родились, в Александровке жили, тут же, в Александровке, собирались и умирать, часть обычные дачники, имели здесь участки, на них — разные блочно-кирпично-деревянные строения… Ну взять, например, девятнадцатилетнюю Жанну Угарову. Она приехала на дачу и, хотя и не уходила, уже поглядывала на часы: утром из Твери должны были прикатить родители и надо было выспаться: предстояла прополка огорода. Работала она в парикмахерской, умела делать модные прически, была знакома с тверскими знаменитостями и еще — что вызывало удивление у всех — занималась в секции тяжелой атлетики. Что, впрочем, не мешало ей иметь стройную фигуру и привлекательную внешность. А вообще, глядя на Жанну, ни за что нельзя было подумать, что она может ворочать тяжелые гири и штанги и выступать перед публикой на спортивном помосте.
Ночь та выдалась под стать дню — тихая и теплая, компания чувствовала себя умиротворенно, иногда все умолкали и слушали, как трещит, пощелкивая красными углями, костер да где-то недалеко кричит настырная ночная птица.
— Голодная, — послушав птицу, определил лейтенант Пономарев, — когда она сытая, кричит не так!
— Подгребала бы к нашей компании, мы накормили б ее колбасой, засмеялся кто-то. — Гостям мы всегда рады.
— Нам хищников не надо! — сказал лейтенант.
Слова, как известно, в определенном сочетании и в определенный момент обладают вещей силой — они сбываются. Но молодость есть молодость, молодым все равно, что говорить, юные, еще ничего не повидавшие в жизни люди часто не задумываются над тем, что произносят, назад не оглядываются, к чужому мнению не прислушиваются и в захлебнувшейся атаке ползут только вперед, не зная обходных путей. Так и насчет хищников. А хищники уже были в пути.
Лейтенант Пономарев знал, что у александровцев существуют давние, корнями уходящие еще, наверное, во времена революции семнадцатого года распри с соседями, с оршинцами — жителями поселка Орша. Старые оршинцы, правда, уже не враждуют — годы не те, да и надоело, а вот молодые, эти, как в давние времена, ходят стенкой на стенку, позже считают переломы и синяки — кто больше синяков наставил, тот и победитель. Ну а после подсчета, проигравшие наливаются прямо-таки звериной яростью — как это так получилось, что они проиграли? И идут стеной на «обидчиков». Все повторяется.
Других занятий у оршинских нет. И деваться им некуда. Культурно-развлекательная жизнь Орши ограничивается танцами. Дом культуры, спортивные секции, кружки и прочее, что раньше занимало свободное время молодежи, ныне сошли на нет, танцы надоели. Поэтому оршинские парни, чтобы «повеселить душу» да испытать острые ощущения, занимались не только драками, но и погромами, разбоем, воровством.
Компания выпила еще по рюмке ликера, под гитару спела непритязательную, — уже вразнобой, устало песню, лейтенант глянул на часы: ба-ба-ба, вот так засиделись! Уже второй час ночи!..
— Ну что, будем расходиться?
— Еще полчасика — и по домам, — предложила Ксения Агапова, Жаннина подружка, — только полчасика, и все. А, Жанн?
Жанна согласно кивнула.
Они не сразу заметили «рафик» с потушенными фарами. Факт появления машины пропустил даже лейтенант, хотя «рафик» в этот час ночи да еще с потушенными фарами обязательно должен был обратить на себя внимание, — а через пару минут увидели: к ним неслась орава парней в сапогах.
В руках у парней были дубинки, колья, металлические прутья, веяло от этой толпы чем-то средневековым.
— Атас! — запоздало закричал кто-то. — Отступаем в лес.
Побросали все, побежали в лес. Но лавина оршинских парней, набравшая скорость, настигла отступающих. Вообще день тот складывался так, что оршинские, зажав александровских в каком-то глухом углу, здорово побили их. Александровские, примчавшись в поселок, бросили разинский клич: «Сарынь, на кичку!» — и поехали в Оршу сводить счеты. Было это вечером.
В Орше шли танцы. Народу было полным-полно, не протолкнуться. Один из александровских — тот, кто посмелее, — протиснулся к микрофону, приказал музыкантам, чтобы те замолкли, после чего обратился к противникам с «проникновенной» речью.