Бессмертный избранный
Шрифт:
— Маг? — В голосе столько льда. Мне становится еще холоднее, хотя я и так уже совсем закоченел. — Где мы находимся? Что это за место?
Услышав голоса, в сонной тут же показываются двое. Они уже видят меня — действие мозильника постепенно проходит. Высокий маг разглядывает мое лицо так пристально, что становится не по себе.
— Ты кого-то напоминаешь мне, — говорит он.
— Как поймешь, кого, скажи, — отвечаю я едко. — Мне очень интересно.
— Кто вы и зачем схватили меня? — спрашивает наследник. — Вы знаете, на кого напали? Это был мигрис правителя. Вы совершили преступление, за которое ответите.
Лежа
— Мы готовы отвечать перед твоим правителем, Серпетис, сын Дабина. — Они не называют его фиоарной, но обращаются все-таки уважительно. Как с тем, кто вполне вероятно может оказаться наследником. — Тебе никто не причинит вреда, это мы обещаем.
Если бы нас хотели убить — нас бы уже убили. Это точно.
— Вам лучше меня отпустить. У меня важное дело. Поручение правителя.
Высокий маг косится на меня.
— Поручение правителя для нас ничего не значит, Серпетис, сын Дабина, — говорит он. Я почти вижу, как в голове его кружатся мысли, и одна из них точно касается меня. Не из-за этого ли поручения я следовал за юношей? Маг отворачивается и говорит тем, кто стоит у входа в сонную позади него: — Поднимайте их. Усадите к костру. И развяжите. Пусть согреются и разомнутся. И дайте еды и воды. Если будет нужно — выведите в лес по нужде.
Нас развязывают, но перед этим поят каким-то отваром, состав которого я угадать не могу. Дымнохмырник и еще какие-то травы, мне не знакомые. Я бы и рад не пить, но маги заставляют проглотить и открыть рот, чтобы убедиться.
Отвар быстро начинает действовать. Мы становимся вялыми, я едва могу поднять руку и донести кусок мяса до рта. Нас кормят жаренной на огне кабаниной. Она жесткая, горьковатая, не очень приятная на вкус. Но маги уплетают за обе щеки — очевидно, это их привычная еда. В лесу вряд ли можно найти откормленную домашнюю свинку.
Я набиваю живот, а Серпетис пытается подняться и походить. Шатаясь, он бродит у костра под пристальным наблюдением магов. Взгляд его осоловелый после питья, но даже сквозь дурман в нем чувствуется злость.
— Зачем вам я? — спрашивает он, отхлебнув из поданной кем-то фляжки. Кашляет, плюется. — Что это?
— Брага, — говорит один из магов. — Поможет разогнать кровь. Пей.
Но Серпетис сжимает губы и отказывается сделать глоток, протягивает фляжку обратно.
— Нет. Ваши заколдованные зелья оставьте при себе. Мне они не нужны.
— В нем нет колдовства, это просто перебродивший сок, — говорит тот же маг.
— Забирайте или я вылью.
Фляжку передают мне. Я отпиваю, проглатываю кисло-сладкий напиток. В желудке этот глоток устраивает настоящую бурю. Поспешно сунув в рот кусок соленой лепешки, я пытаюсь умирить свое нутро. После пары болезненных спазмов становится легче.
Маги внимательно наблюдают за мной, но еще внимательнее они следят за Серпетисом.
— Я не собираюсь это пить, — говорит он, когда фляжку снова пытаются дать ему. — Я же сказал. Не стану.
Я заканчиваю трапезу и поднимаюсь. Пока можно, лучше подвигаться. При мысли о ночи на холодном полу меня охватывает дрожь, я вскидываю взгляд на бегущую по небу Чевь и думаю о том, что будет, когда вернется Фраксис. Дожить бы еще до дня, когда он вернется.
— Зачем я вам нужен? — спрашивает Серпетис. — Вы ведь не хотите убить меня, так
— Ты нужен не нам, — говорит быстроглазый маг. — Ты нужен тому, кто послал нас. Ты — тот, кто все потерял, чтобы все обрести, Серпетис, сын Дабина.
— Когда мигрис обо всем узнает, вас сожгут на костре, — говорит Серпетис. — Я позабочусь о том, чтобы ваши слова дошли до него. И до правителя тоже. Вы ведь знаете о том, что наказание за ваше преступление — даже не клетка. Это смерть.
— Ты можешь не оказаться наследником, Серпетис, сын Дабина, — говорит высокий маг. — Ты ведь не коснулся неутаимой печати. Ты еще не определен.
Лицо Серпетиса на мгновение искажается. Слова мага попали в цель. Я и сам думаю об этом, и именно потому я и отправился вслед за мигрисом, рабрисом и неопределенным наследником в это путешествие. Серпетис может быть похож на Лилеин, как две капли воды — но это может быть из-за дальнего родства, а вовсе не потому, что он — ребенок покойной син-фиры.
— Правитель защищает не только своих близких, но каждого жителя Асморанты.
В его словах так много убежденности, он так сильно им верит, что вера эта кажется почти фанатичной. Но я чувствую за этой уверенностью что-то еще. Как будто она — не просто вера. А способ защититься.
— Правитель-защитник приказал убить так много людей шесть Цветений назад, — говорит быстроглазый маг. Вокруг царит тишина, но я ощущаю молчаливую поддержку сидящих в круге у огня. Все эти маги — мои ровесники или старше, а значит, все они были свидетелями тех событий. И уж кому, как не им знать о милостях Мланкина. — Среди них были старики и совсем еще дети, юноши и девушки. Правитель сожжет этот лес вместе с тобой, Серпетис, когда узнает, что ты здесь. Ведь он прекрасно понимает, что наши тропы запутают его людей. Вековечный лес так просто тебя не отдаст — и магов не отдаст, поверь.
— Я сам прикажу выжечь этот лес, если стану правителем, — говорит Серпетис, повернувшись к нему. Остальные по-прежнему молчат, но теперь это враждебное молчание можно пощупать рукой. — За шесть Цветений вы отвыкли от власти и порядка. Правитель дал вам место, чтобы спокойно жить. Вы платите ему тем, что нарушаете его запреты.
Я вскидываю взгляд. Власть? Порядок? Этот уверенно говорящий юноша выбирался хоть раз в своей жизни за пределы родной деревни, не говоря уже о Шиниросе?
— Моя мать лечила людей всю свою жизнь, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Ей отрубили голову только за то, что она была магом и отказалась снимать с себя магический обет. Мой отец лишился всей своей семьи, он остался один на закате дней. Власть? Порядок? Порядок, который лишает тебя близких и родных?
Маги смотрят на меня — я чувствую кожей их взгляды. Они могли бы прервать меня, ведь я — чужак и пленник, но почему-то они позволяют мне говорить.
— Если бы твоя мать любила твоего отца, она бы отреклась от магии, как это сделала син-фира Инетис, — говорит Серпетис. — Она выбрала семью, отбросив в сторону гордость. В Шиниросе многие последовали ее примеру.
Перед глазами у меня темнеет. Инетис отреклась от магии и была проклята. Она попыталась спастись от проклятия, снова приняв обет — и умерла. Она пять Цветений спала в одной постели с человеком, отдавшим приказ убить нашу мать, и на шестое Цветение к ней в сонную вошел самый настоящий убийца.