Бессмертный избранный
Шрифт:
— Не смей произносить ее имя! — Мой шепот подобен шипению углей, на которые плеснули водой. — Не смей говорить об Инетис!
Я вскакиваю на ноги и оказываюсь с Серпетисом лицом к лицу. Он немного выше меня и плечистее, но я не позволяю смотреть на себя сверху вниз.
— Ты и понятия не имеешь, что произошло на самом деле. Инетис умерла — ее настигло проклятие, которое Мланкин запретил снимать. Зная, что его жена умрет, а его сын останется без матери!.. Он обрек на смерть свою жену, когда понял, что без магии она умрет. Вот она —
— Ты ведь ее брат, — говорит высокий маг. — Я понял, откуда мне знакомо твое лицо.
Я не отрываю взгляда от Серпетиса. На его лице — смятение и борьба, я вижу, как он пытается найти слова, которые могли бы опровергнуть сказанное мною. Но он не сможет. Потому что — я вижу это по его глазам — он знает, что я могу быть прав.
Слова мага доходят до меня, я поворачиваю голову. Остальные так и смотрят на меня, и в свете костра их лица темны, словно вылеплены из глины.
— Да, — говорю я, — я Цилиолис, брат Инетис, син-фиры Асморанты.
Быстроглазый маг выступает из тени. Подходит ближе и кладет руку мне на плечо — легко, уверенно, одобрительно.
— Твоя сестра не умерла, — произносит он четко, чтобы слова дошли до меня с первого раза. — Она жива, и вы скоро увидитесь с ней.
В груди как будто что-то трескается. Я забываю о Серпетисе, я застываю на месте и просто смотрю на мага, который только что вернул мне частичку сердца.
Этого не может быть, — говорит мне разум.
Маги не могут лгать, — опровергает сердце.
— Жива? — повторяю я.
Маг кивает.
— Фраксис спас ее. Она в вековечном лесу. Ты скоро увидишься с ней…
Он переводит взгляд на Серпетиса, который, покачиваясь, стоит рядом.
— И ты тоже.
17. ОТШЕЛЬНИЦА
На землю снова спустилась ночь. Мне холодно в клетке под пронизывающим насквозь ветром, но спрятаться негде. Остается только сжиматься в комок на полу и обхватывать себя руками, дрожа как осиновый лист.
Нас кормят — похлебка, которая снова проливается мне на одежду, кусок мяса, кусок лепешки. Ирксис по-прежнему ест жадно, как будто боится больше никогда не увидеть еды. Вечерничаем сегодня поздно, и охрана торопит нас, поглядывая на небо. Уже пора спускаться в яму. Солнце давно ушло, показалась на небе сероглазая Чевь.
— Жрите быстрее, там!
Я снова торопливо прячу за пазухой кусок лепешки, чтобы погрызть потом. Ирксис вылизывает плошку, и я отворачиваюсь. Он сегодня совсем не говорил со мной, все сидел и сидел на одном месте, глядя куда-то вдаль. Солдаты, не скрываясь, считали дни до момента, как он «окончательно тронется».
— Пару деньков и оклемался бы еще. Здоровый же мужик.
— Если бы в яму не спускали, может, и оклемался бы.
— Да какой оклемался. Землицы в головушку насыпало — не высыплешь. Разве что расколется, как кувшин.
Они гоготали, но Ирксису, похоже, было уже все равно. Раз или два он принимался что-то
У нас забирают плошки, дают воды. Подавший ковш солдат морщится, приблизившись ко мне. Я грязная, засохшая на одежде вчерашняя похлебка воняет кислым, волосы прилипли к голове. Мама учила меня опрятности с малолетства. В доме Мастера я следила за чистотой и порядком. Увидели бы они меня сейчас.
— Опускайте! — звучит команда.
Цепь начинает скрипеть. Темнота уже накрыла Шин, и за краем ямы меня встречает непроглядный мрак. Я слышу шепот чарозема, он настойчивый и быстрый, как будто хочет меня в чем-то убедить.
— Я вор, я вор! — выкрикивает Ирксис где-то наверху.
Солдаты весело гомонят.
Со стуком клетка опускается на дно ямы. Вокруг темно и сыро, и запах жуска мешает думать. Шепот все громче, и хотя я не могу видеть, я чувствую, как вокруг ямы осыпается земля.
Чарозем обступает клетку со всех сторон. Этот шорох земли ни с чем не спутать, этот стук мелких камешков о прутья не заглушить ни одним заклятьем. Я обкусываю с губ сухую корочку, закрывшую вчерашнюю рану, но крови мало — слишком мало, чтобы ее хватило для хорошей защиты.
А земля все сыпется. Скоро она погребет меня. Засыплет с головой. Я задохнусь…
ты задохнешься
…в этой яме. Я буду карабкаться наверх, буду кричать, но…
никто тебя не услышит
…никто меня не услышит.
Шепот чарозема вторит моим мыслям, и вскоре я начинаю путаться, где они, а где морок. Я снова пытаюсь сотворить заклятье, но чарозем уже не поддается мне. Я просовываю пальцы сквозь прутья решетки, но не могу дотянуться. В темноте прутья клетки скрипят и стонут, сопротивляясь напору магии. Еще немного — и клетка лопнет.
Ты задохнешься в этой яме. Никто тебя не услышит.
В соседней яме долго и глухо кричит Ирксис — и резко замолкает, как будто кто-то ухватил его за горло. Я замираю и прислушиваюсь, но слышу только тишину. Вдруг он умер? Вдруг чарозем все-таки достал его? Надо спешить, пока магия не овладела и мной.
Вчера чарозем узнал, на что я способна. Сегодня он мне такой возможности не дает. Я снова просовываю пальцы сквозь прутья, и земля смыкается на них самой мертвой хваткой. Я пытаюсь вырваться, но чарозем не пускает, сжимает пальцы каменными тисками и тянет на себя.
Я с трудом вырываюсь, прижимаю руку к груди. Шепот становится тише, но в нем я явственно различаю смех. Палец ноет, кончик его совсем холодный.
Ты задохнешься в этой яме. Никто тебя не услышит.
Я слышу эти слова и одновременно повторяю вслух. Поднявшись на ноги, я отступаю в центр клетки, за которой шорох осыпающейся земли все сильнее, все громче.
В отчаянии я кусаю палец. Но это только кажется, что кожу легко прокусить. Я кричу от боли, но не могу заставить себя сжать зубы достаточно сильно.