Бессмертный избранный
Шрифт:
Девушка со шрамом через все лицо и пучеглазый маг — они подходят друг другу, почему-то думаю я.
Я ложусь на постель, которая сегодня, после нескольких ночей сна на кровати в лачуге магов, кажется мне особенно удобной. Цилиолиса еще нет, и в сонной я один. Открытое окно впускает холодный ночной ветер и звуки голосов. Это работники, укрывают лошадей попонами, делают какие-то свои дела. В услужении у Асклакина не было магов и до запрета — так сказал нам он сам. Людская река течет мимо его дома, лишь омывая его.
Что станет с Асмой, куда направляется большая
А еще есть захватчики, занявшие деревню по эту сторону реки Шиниру. Деревню, в которой нашла свой приют моя названая мать — и в которой наверняка погибла вместе с теми, кто встал на ее защиту.
А еще возвращение из мертвых моей мачехи, Инетис. Как раз ко дню, когда Асморанта перестанет плакать об одной син-фире, чтобы встретить с радостью другую.
Мне придется быть рядом с отцом, когда он будет разбираться с этим. Я должен быть рядом с ним, когда настанут нелегкие времена — а они неизбежно настанут.
Я слышу за окном смех, но не сразу понимаю, что это смеется отшельница. Звук доносится со стороны двора: еле слышный, легкий. Он тут же затихает, но я уверен, что слышал именно ее.
Я не думал, что она умеет смеяться.
Я не думал, что буду вспоминать о ней.
Ее лицо красиво… если закрыть глаза и представить ее себе без шрама. Со шрамом оно почти уродливо.
Что это было: удар мечом или камень?
Какую роль отвела ей Энефрет в своей странной игре?
Инетис за вечерней трапезой была несдержанна. Она все равно вернется в Асмору, и будь, что будет. И ничьи планы не смогут ей помешать.
Она была достаточно осторожна, чтобы не говорить об Энефрет, но намерения ее были ясны. Асклакин не пытался улестить ее, он лишь сидел, улыбаясь в усы, и слушал ее горячие слова. Рабрис молчал, мигрис тоже, но лица их были хмурыми, а вино в чашах почти не убавлялось.
Я не отговаривал Инетис — она бы не согласилась. Но ее мысли были созвучны моим, и она не боялась говорить о том, о чем мне приходилось в силу своего положения наследника молчать.
Я ношу на себе знак Энефрет, но я не собираюсь ей подчиняться.
Я не стану делать то, что она скажет, если только ее планы не совпадут с моими.
Я не…
— Серпетис! — слышу я тихий голос отшельницы, и мысли обрываются.
Должно быть, мне показалось. Я прислушиваюсь, но снаружи слышны только поскрипывание дверных петель, да шепот ветра. В сонной холодно, и окно уже нужно бы закрыть, но я медлю.
Не потому что слышал голос той, о которой только что думал.
— Серпетис! — Но на этот раз мне не чудится. Это мое имя, и это она — отшельница, та, которая теперь носит имя, зовет меня.
Я поднимаюсь с постели. Каменный пол холоден под ногами, а ветер заставляет тело покрыться мурашками. Я уговариваю себя подойти и закрыть шкурой окно, но оказавшись рядом с ним, замираю в ожидании.
Я хочу еще раз услышать свое имя.
За окном уже темно. Чевь, похожая на надкушенное серебряное яблоко, лениво ползет по небу, отмеряя очередную ночь своего круга. Скоро она превратится в узкий серп и исчезнет.
— Серпетис!
Я выглядываю в окно и вижу отшельницу. Без корса, в одной рубуше, с распущенными волосами. Что она делает ночью во дворе, где ее может заметить любой? Зачем она зовет меня?
Я не могу отвести от нее глаз. Тонкая рубуша обрисовывает фигуру, прилипая к телу под дуновением ветра. Волосы развеваются, когда она поворачивается ко мне лицом. Это отшельница, и ее губы снова шевелятся. Произносят мое имя. Зовут меня.
Я хочу окликнуть ее, но меня могут услышать.
В венах вскипает кровь, когда я представляю себе, как обхвачу ее за плечи, как коснусь ее кожи рукой, и как прильнет к моему телу ее тело. Если кто-то услышит или увидит, уже завтра знать будет весь дом. Наместник закроет глаза на поведение отмеченной знаком Энефрет, но мигрис обязательно доложит отцу о том, что я притащил с собой девку для постельных утех.
— Серпетис! — почти жалобно зовет она, и я слышу, как дрожит ее голос.
Я накидываю на плечи корс. Отшельница замирает, глядя прямо на меня, когда я бросаю последний взгляд из окна. Она ждет меня.
Ждет меня.
Эта мысль обжигает огнем.
Я пытаюсь убедить себя в том, что просто заведу девушку обратно. Просто уведу ее подальше от любопытных глаз и попрошу больше не звать меня. Я — наследник, и вешающиеся на шею бывшие ученицы магов мне не нужны. Я обязан ей жизнью, и я отдам долг, попросив отца пристроить ее при доме. Пусть только работает хорошо. Иного мне от нее не нужно.
Снаружи ветер кажется просто ледяным. Я запахиваю полы корса, чтобы сохранить остатки тепла. Дом уже темен, все спят. Погашены фонари и в хлеву, и только свиньи сонно похрюкивают, да во сне фыркает корова.
Отшельница стоит на ветру неподвижно. Она оборачивается на мои шаги, ветер хлещет волосами ей по лицу.
— Серпетис, — снова слышу я. Голос как будто доносится откуда-то издалека.
Я шагаю к ней, протянув руку, чтобы отвести обратно в дом, но она качает головой. В несколько коротких шагов преодолев разделяющее нас расстояние, она оказывается рядом со мной. В моих объятьях. Прижавшись своей грудью к моей груди.
Вокруг холодно, но я вспыхиваю от ее прикосновения как костер, в который подбросили сухой хворост.
Ее сердце бьется у моей груди, дыхание касается моей шеи, когда она шепчет что-то, чего я не могу разобрать. Ее руки обнимают меня, прижимая еще крепче.
Я опускаю голову, чтобы посмотреть отшельнице в глаза, и они темны, как чарозем. Ее пальцы касаются моей голой груди под распахнутым корсом. Ее губы приоткрываются, когда она замечает, куда направлен мой взгляд.
Я не в силах противиться ее зову и солгал бы себе, если бы сказал, что никогда не представлял себе, как коснусь ее.