Бездельник
Шрифт:
– "Побег из Шоушенка"...
– Да, конечно.
– "Форрест Гамп", "Список Шиндлера", "Хатико"...
– Земекис... Спилберг... Халльстрём...
– наивно, с чувством величия лыбится киноман.
– Любишь кино, да?
– Очень.
– А за что, если не секрет?
Тот уже напрочь забывает о моей однокласснице и самозабвенно купается во внимании к своей персоне. Думает, наверное, что у него берут интервью.
– Сущность кино - движение. Само в себе и для себя. Если прежде художественный образ требовал от нас целенаправленного и осознанного
– То есть ты не любишь прилагать усилий?
– дальше издевается Артур.
– И тебя привлекают чьи-то движения и автоматы?..
– Эм... В смысле?.. я не понял...
– Ну в смысле - всегда приятно, когда за тебя все делают другие, например - думают - ты же для этого в универ ходишь...
– Я хожу туда, чтобы получить базу!
– Как Феллини с Тарантино - твои любимые?
– Ну, они...
– Делёзик тебе все пояснит, подмогнет, напару с Хайдером.
– Хайдеггером.
– Нет, с Хайдером, любитель зиги здесь не причем.
– Кинематограф обеспечивает рост материального и культурного уровня жизни людей...
– То есть ты планируешь героически заниматься святым удовлетворением потребностей нашего замечательного людского племени?
– Ну да.
– в киномане просыпается осознание того факта, что его выставляют дураком - снимают маску на нашем чудесном благотворительном маскараде...
– Сфера обслуживания, все дела?..
– Артур тем временем уже хорош.
– Ну да.
– Эпоха Великой Французской Революции... слуги как сословие - les officieux - обслуживающий класс?..
– Эм... ну тогда - мы слуги искусства!
– это победа. Артур ржет ему прямо в лицо.
– Ха-х! Че, слуга, заявки-то на президентские грантики уже подал, чтобы дух воспитывать?
– Че-е?!
– Ну, там - соответствие! мораль! нравственность! оправдание ожиданий!.. Лавэ!..
– Это, я вот слышу - вы тут экстремистские разговоры ведете...
– встревает высокий сутулый паренек с бородой без усов.
– Это не я - он!!!
– визжит кинодеятель. Артур лишь ухмыляется и снижает градус с обратной целью.
– Вот я - закончил фазу, и че?
– продолжает бородач, - Уже сил нет таскать, в свои двадцать четыре выгляжу на сорок два, и после работы мозгов хватает только на диван да на вас экстремистов - все традиционно... Я в офисе поработал как-то денек - начальник отправил - в тепле хотя бы и чистоте. Блядь, да лучше уж так - перед компом, чем спину гнуть. И учиться бы пошел, да только все устроено таким образом, что хоть обосрись - не выйдет. Даже не подготовишься - уже не сможешь...
– Да нахера тебе образование? Иди лучше в охранники или в армию - газопроводы охранять, пока под них землю изымают...
– Ты сам себе противоречишь!
– продолжает визжать киношник.
Артур смеется так, будто видит двух маленьких дурачков, жрущих грязь из-под ногтей. А потом театрально произносит:
– "...но затем наступит прекраснейшая, неслыханная тишина, рожденная из этого, а солнце будет таиться и дальше в ожидании следующей главы..." - и поднимает пивную бутылку, склонив голову, словно завершая тост, и уходит как раз в тот момент, когда уже почти назрела стычка.
– Че ты до него докопался, пожалей ущербного духом...
– пытаюсь смягчить.
– Да придумали себе игру и сидят - играют, ногой постукивают, в пупах ковыряются - все нормально, всех устраивает!
– он орет в их сторону, пока я тем временем пытаюсь выволочь его в коридор.
– И всю жизнь дальше будете страдать невыносимо бессмысленной хуйней, идиоты, что бы не делали - все и каждый, без исключ!..
– он пытается бросить в них бутылку, но запинается, пятясь, и она почти сразу падает на пол разбившись с хлопком и остудив его пыл.
– ...ауфитерзейн! я пить портвейн!..
Я хватаю два первых попавшихся пуховика, не выпуская ворот буйного Артура, и мы, миновав заледенелый подъезд, поднимаемся проветриться, едва преодолев скользкую лестницу.
Уже глубоко за полночь. Жгучий сухой мороз сразу выхолаживает легкие. И голову провокатора, сковывая непреодолимой жаждой сна и тепла, какая всегда бывает зимой. Вокруг тишина, только снег хрустит под ногами и курят двое:
– Я когда первый раз прочитал "Парфюмера" - я вообще охуел.
– И че - пошел в "Лэтуаль" и все скупил?
– смеясь.
Артур стреляет у них сигарету и тоже закуривает, шатаясь, а я тем временем охреневаю с того, какие все кругом интеллигентные умники.
– Че ты к ним пристал, ты че, пророк-исакич?
– говорю.
– Они не хотят самого ценного...
– затяжка, - главного, чего может достигнуть человек...
– снова, - ... они не хотят свободы - вернуть часть своего, примирившись с некоторыми вещами...
– затяжка, - они не хотят понимать этого... Я сначала думал, что боятся - нет, они просто не хотят. И я знаю - почему: ведь это страшно и горько... Причем даже самого поверхностного ее выражения не хотят...
– Мысли?
– Нет, куда там... Свободы передвижения, например... блядь, замерзли пальцы...
– снова.
– ...им нравится, что все сделано так, чтобы никто не высовывался из нор - чтобы исключить взаимодействие, общение, которое, в свою очередь, в разной степени отметает часть навязываемых пустот, но это - похер... Сколько стоит поезд, не говоря уже о самолете?..
– Много...
– Сколько стоит снять халупу? Правильно, нечего - варись дальше с родственниками - в их принятом воспитании, зачем тебе комнату проветривать...
– затяжка.
– А какова зарплата у бюджетника? Сиди в норе!..
– окурок взрывается в урне.
– А когда они вдруг начнут зарабатывать чуть больше - потом, позднее - им это все уже не будет нужно...