Безмолвный
Шрифт:
Еще одно выражение лица, которое мне знакомо. Да, его я тоже видел. Ты чего-то не знаешь, но тебе не хочется это признавать.
Тебе неизвестно, где он, так? И это тебя напрягает. Тебя это злит, и тебе не хочется это признавать. Все можно узнать. Факты остаются фактами, их можно вычислить. Кажется, что понять, где именно искать кого-то, не так уж трудно. На самом деле, всегда наоборот. Всегда. Это распространяется и на тебя, и на меня, и на кого угодно. Ирен же смогла от тебя скрыться. И это тебя тоже злило.
– Ну, - что ты мне ответишь,
Другими словами – нет. Я же тебя знаю, знаю, как ты действуешь, Шерлок. Я знаю, что такое примерно. Примерно, значит – нет. Все твои высказывания, в которых есть хоть капля сомнений, означают «нет».
Мне ведь все это абсолютно не должно казаться захватывающим. Я должен быть напуган. Где-то там есть человек, желающий тебя прикончить, и никому неизвестно, где он скрывается. Ты знаешь все и всегда, а если случается иначе – что ж, значит ситуация непредсказуема. Мне казалось, я никогда сюда не вернусь. Но вот, мы здесь, вдвоем. В ловушке. В опасном ожидании.
Я в восторге.
Ты включаешь телевизор. Звук громкий. Разве ты его в прошлый раз не выкрутил до минимума? Здесь было так тихо. Были только ты и я. Я пил, ты работал. Делился ходом мыслей. Успокаивающий. Знакомый. Мой. Я смотрел на тебя, ты – в экран ноутбука. Было настолько тихо, что, когда ты умолкал, мне был слышен звук твоего дыхания, а всего остального я даже не замечал.
Голос диктора режет слух, он здесь совершенно лишний. Ты снова выкручиваешь звук. Теперь это шепот. Женщина на экране рассказывает шепотом о погоде и о каких-то проблемах в метро. Потом показывают повторный репортаж о задержании. Для них это что-то новенькое, что-то непонятное. Человек в охотничьей шляпе. Три-три нет игры.
Да, точно. Я, кажется, все понимаю. Ты пытаешься выманить его. Выманить наружу, туда, где сможешь с ним встретиться лицом к лицу. Он скрывается от тебя. Тщательно расписанная шахматная партия, эндшпиль. Все три года планирования и действий вели именно к этому: ты и я, снова вместе в этой квартире. Вели к этому выглядыванию в окно. И к этому бокалу скотча. Кидаю взгляд на твое лицо. Ты не реагируешь на то, что происходит на экране. Просто смотришь. Репортаж прерывают, показывают интервью. С Грегом.
Грег. Он должен быть в курсе. Должен про тебя знать. Он тоже во всем этом замешан? Это же он подал мне ту идею несколько недель назад, когда сказал, что если подумать, кто может связываться со мной через объявления, то на ум ему приходит только один человек. Только один. Он был прав. На такое был способен только ты.
Грег что-то говорит в микрофон. Идет дождь. Наверное, репортаж сняли этим вечером, чуть раньше. Голоса не слышно, смотрю, как двигаются его губы. Я знаю, что он заявляет. Без комментариев. Без комментариев на этот раз, спасибо.
– Он в курсе?
Качаешь головой, не отводя взгляд от экрана. Нет. Он не в курсе. Интересно, что он теперь обо всем этом подумает. Наверняка что-то заподозрит. Охотничья шляпа. Ему ли
Надо бы ему позвонить. Грег, я должен тебе сказать. Шерлок жив. Он все это время был жив, был на волосок от нас. Наблюдал. Маскировался под других людей. Разыскивал всех тех преступников, посылал тебя на аресты. Ты же наверняка догадывался. Кто еще это мог быть кроме Него? Это противоречит всем законам логики, понимаю. Но Он здесь. Разве это не прекрасно?
Это прекрасно.
Веки тяжелеют. Я в кресле. Своем Кресле. Некоторые вещи абсолютно не меняются. В нем так удобно и тепло.
Изнутри стены доносится шорох и царапанье. Это пойманная птица. В ловушке. Она всегда там была. Она бьется о стены, как будто ты можешь ее выпустить. Но ты не станешь этого делать. Это эксперимент. Свобода – лишь парадокс, и на самом деле птицы не могут летать.
– Это все - оптическая иллюзия, - объясняешь ты. – Когда они появляются на свет, их лапки тут же прочно увязают в земле, - ты свернулся у моих ног, гладишь по лодыжке. Стоит только к тебе прикоснуться, и ты умрешь. Я знаю. Но все равно испытываю сильное искушение так сделать. – Нельзя выпускать его.
Это вовсе и не птица. Миссис Хадсон всегда это знала. Это Моран. Он всегда был тут, внутри стен. Наблюдал за нами сквозь прорехи в обоях, сквозь замочные скважины. Ждал. Он знает, что я просыпаюсь по утрам с мыслями о тебе. Он хочет отнять тебя. Хочет быть тем, кто готовит для тебя завтрак. Хочет, чтобы ты поднимался по ступенькам и заползал в кровать к нему, требовал от него тебя вылечить. Требовал от него чем-то тебя занять.
Он будет прислушиваться к тебе. Перебить не сможет - у него нет голоса. Он будет стоять там, внутри стены, и слушать, безмолвный, как череп.
Чувствую твой взгляд, глажу тебя по волосам. Они так отросли, спускаются ниже плеч, до середины спины. Они отросли так сильно, что из-за этого ты превратился в женщину. С ярко-алыми губами и сливочно-светлой кожей. Твое второе «я». Это я вытащил его наружу. Ты зол на меня. Это моя вина. Вся твоя одежда теперь не годится. Приходится сидеть на полу нагим. Майкрофт высмеет тебя. Ты вот-вот снова умрешь.
Я понятия не имел, что так получится, Шерлок. Я не знал. Знай я заранее, обязательно попросил бы тебя подстричься. Я думал, что ты уже мертв. Это моя вина. Прости.
Тогда ты был так бледен, на лице кровь. Мы стоим на том самом месте, куда ты упал. Через секунду меня оттащат. Ко мне уже тянутся. Но сейчас, в этот момент, между тем и этим, время застыло, и мы можем стоять и смотреть. Вода в Темзе поднимается. Вся дорога покрыта темной водой. Все, кого ты только касался в своей жизни, теперь погружены в эту воду – конечности, сердца в консервных банках. Крохотная процессия твоих достижений. Слышны фанфары. За мной тоже придут.
– Все выглядело таким настоящим, - так и было. Тогда я смог к тебе прикоснуться. Пульса не было. Ты был холоден. Бледен. Открытые, ничего больше не видящие глаза. Ты был мертв.