Бироновщина. Два регентства

Авенариус Василий Петрович

Очередь покраснть была теперь за оберъ–полицеймейстеромъ. Отвчать онъ счелъ ниже своего достоинства.

— Дама бита! — раздалось въ третій разъ.

— Prrr! angekommen! дохали! — сострилъ герцогъ, и кругомъ послышался сдержанный смхъ.

— Не совсмъ… — пробормоталъ Шуваловъ сквозь зубы и досталъ свой бумажникъ.

Но бумажникъ оказался пустъ: давеча, закладывая банкъ, Петръ Ивановичъ выложилъ на столъ все, что y него тамъ было, и обратно потомъ ничего уже не клалъ. Биронъ, наблюдавшій за всми его движеніями, хотлъ,

должно быть, его окончательно пристыдить и иронически предложилъ ему поставить на карту своего камердинера, который вдь также такой мастеръ скакать во весь карьеръ.

— И поставлю! — воскликнулъ Шуваловъ, потерявшій уже голову.

Лестокъ дернулъ его сзади за рукавъ; но онъ оттряхулъ его отъ себя и обратился къ банкомету:

— Вы, генералъ, видли вдь тоже моего человка, Самсонова, въ манеж?

— Видлъ, — отвчалъ Салтыковъ. — Лихой наздникъ.

— Обошелся онъ мн самому въ полторы тысячи рублей. Не позволите ли вы мн поставить его на карту въ этой сумм?

Въ иное время банкометъ, быть можетъ, и сталъ бы возражать противъ столь высокой оцнки вовсе ненужнаго ему человка; но самолюбіе его было уже слишкомъ больно задто, и онъ отвчалъ коротко:

— Извольте.

Однако и четвертая дама упала направо.

У Петра Ивановича потемнло въ глазахъ; онъ долженъ былъ ухватиться за край стола, чтобы не упасть.

— Вамъ, генералъ, — этотъ Самсоновъ вдь ни къ чему, обратился тутъ Биронъ къ Салтыкову. — Уступите–ка мн его. Что вы съ меня за него возьмете?

— Простите, господа, — запротестовалъ Шуваловъ, — но это было бы противъ основныхъ правилъ игры: все, что выиграно банкомъ, остается въ касс банка до конца тальи, и не можетъ быть изъято оттуда.

— Но оно можетъ быть выиграно! — вскричалъ Биронъ. — Я ставлю на карту противъ того Самсонова т же полторы тысячи.

— Ваша свтлость врно не откажете прежнему владльцу раньше васъ отыграть его себ? Прошу о томъ со всей аттенціей и решпектомъ.

Герцогъ, чванливо фыркая, обвелъ окружающихъ игроковъ враждебно–вопрошающимъ взоромъ. Никто изъ нихъ не ршился открыто принять сторону его молодого противника; но выраженіе ихъ лицъ не оставляло сомннія, что общія симпатіи все–таки на сторон Шувалова.

— По статуту моего дома, г–нъ Шуваловъ, — произнесъ онъ сухо–дловымъ тономъ, — за симъ столомъ играютъ только на чистыя деньги.

Петръ Ивановичъ весь поблднлъ и затрясся. Но самообладанія y него все–таки достало еще на столько, чтобы отвтить съ должною сдержанностью:

— Деньги я въ одинъ моментъ добуду…

— Sch"on! Подождемъ еще одинъ моментъ и два, и три момента, — великодушно согласился съ усмшкой Биронъ, увренный, очевидно, что такой суммы легкомысленному камеръ–юнкеру цесаревны сейчасъ все равно не откуда будетъ взять.

Первыя попытки Петра Ивановича въ этомъ направленіи, дйствительно, были безуспшны. Когда онъ, вмст съ Лестокомъ, возвратился въ большую гостиную

и обратился къ своему спутнику съ просьбой — Бога ради его выручить, — тотъ напомнилъ ему свое неизмнное правило — не издерживать на игру въ одинъ вечеръ боле пяти червонцевъ.

— Впрочемъ, и безъ того, cher ami, я ни гроша не далъ бы вамъ взаймы, — добавилъ онъ самымъ дружелюбнымъ тономъ: — не потому, чтобы не хотлъ васъ выручить (о, я готовъ для васъ на всякія моральныя жертвы), а потому, что хочу сохранить съ вами прежнія добрыя отношенія; между должникомъ и кредиторомъ, будь они лучшими пріятелями, отношенія тотчасъ портятся; это — аксіома.

— Я забылъ, докторъ, что вы вдь не русскій съ душой нараспашку и всякій душевный порывъ взвшиваете на всахъ благоразумія! — съ горечью проговорилъ Шуваловъ и подошелъ къ столу, за которымъ игралъ его старшій братъ.

Но и тому не везло: на стол передъ нимъ лежало всего нсколько серебряныхъ рублей, изъ которыхъ одинъ онъ ставилъ только–что на карту.

— Вашъ братъ тоже сидитъ на мели, — замтилъ Лестокъ. — Если вы ужъ непремнно хотите отыграть своего человка, то есть здсь еще одинъ русскій, который скоре другихъ войдетъ въ ваше критическое положеніе…

— Вы про кого это говорите, докторъ?

— Да про нашего премьера: y него вдь тоже натура широкая.

— Вотъ это врно!

И, уже не колеблясь, Петръ Ивановичъ завернулъ въ хозяйскій кабинетъ и подошелъ къ Волынскому, бесдовавшему еще тамъ съ австрійскимъ посланникомъ.

— Не возьмите во гнвъ, ваше высокопревосходительство, — началъ онъ, — но я въ такомъ безвыходномъ амбара…

Тотъ не далъ ему договорить и поставилъ вопросъ прямо:

— Вы проигрались?

— Въ пухъ и прахъ, и все на той же проклятой дам червей! Да дло для меня не въ проигранныхъ деньгахъ; Господь съ ними…

— Такъ въ чемъ же?

— Въ томъ, что проигралъ я и дорогого мн человка…

— М–да, это ужъ совсмъ непростительно.

— Сознаю, ваше высокопревосходительство, и каюсь! Главное, что герцогъ иметъ еще противъ него зубъ и не–всть что съ нимъ сотворитъ…

— Да это не тотъ ли молодчикъ, котораго онъ хотлъ купить y васъ тогда въ манеж?

— Тотъ самый. Помогите, Артемій Петровичъ, отецъ родной!

— Это было бы безполезно: завтра вы его опять поставили бы на карту.

— Клянусь вамъ…

— Не клянитесь: грхъ взяли бы на душу. Выигралъ его y васъ, говорите вы, самъ герцогъ?

— Нтъ, Салтыковъ; но герцогъ готовъ поставить уже противъ него полторы тысячи.

— Ого!

— Да Самсонову моему цны нтъ. Я завтра же верну вамъ всю сумму…

— Которую займете y ростовщика за безбожные проценты? Нтъ, мы сдлаемъ это иначе. Изъ когтей герцога я бднягу вырву; но самимъ вамъ придется съ нимъ уже распроститься. — Я сейчасъ вернусь, — предупредилъ Волынскій маркиза Ботта направился черезъ первую гостиную во вторую.