Бирюзовые серьги богини
Шрифт:
В один из теплых весенних дней, когда волчата резвились в траве, волчица, бросив им убитого зайца, вползла в нору. Детеныш оживился, задергал ручками и ножками, загулькал, как птица. Но вместо того, чтобы, как обычно, лечь рядом с ним, мать подхватила его за ножку и вытащила на свет. Малыш так громко кричал, не обращая никакого внимания на сочную заячью лапку, отобранную для него у волчат, что раздосадованная волчица улеглась рядом с ним. Терпеливо ожидая, когда он насытится, она вылизывала его тельце. Почувствовав запах свежей крови — более тонкий и сладкий, чем у зайца, — она потянулась к ножке малыша. На припухшей покрасневшей плоти остался отпечаток ее зубов. Из ранки текла красная струйка. Волчица насторожилась, лизнула, еще и еще. Негромко зарычала. Звериный инстинкт шептал ей:
Ребенок тем временем наелся, отпустил сосок и рассматривал клок шерсти, который между делом выдернул из брюха волчицы. Она встала, толкнула увальня носом, побуждая его подняться на конечности. Не удержавшись, он откатился от норы, остановившись на боку у бугорка, поросшего травой, засмеялся, перевернулся на живот, приподнял голову. Его ручки и ножки еще были слабы, поэтому встать на них он не мог, но держать головку сил хватало.
Вокруг отрывался необычный мир красок: среди зеленых стебельков трав голубели маленькие цветочные головки, собранные в пушистые корзинки, ярко-красная букашка с черными пятнышками на спинке перебирала лапками по веточке… В лицо дунул ветерок. Малыш зажмурился, потом часто заморгал и вдруг, распахнув глаза, с любопытством первооткрывателя уставился на голубые цветы, качающиеся перед самым носом. Ребенок потянулся к ним ручонкой, ухватил, сорвал и засунул в рот. Но его шейка, не привычная держать тяжелую голову, устала, мышцы расслабились, и малыш, уткнувшись лбом в траву, заплакал. Волчица засуетилась, лизнула его в макушку, толкнула, попыталась ухватить за загривок, чтобы оттащить в нору, но ребенок еще сильнее заплакал, став от напряжения красным. От бессилия мать завыла, призывая на помощь стаю.
Но ее вой и плач ребенка прежде услышали люди: два старика — женщина и мужчина. Они бродили у подножия гор, собирая травы, как, совсем близко, за поваленной стихией арчой раздался сначала плач ребенка, а потом волчий вой.
Старик снял лук со спины, достал стрелу и, пригнувшись, ступая мягко и осторожно, обошел заросший травой земляной ком с торчащими корнями. Увидев голого ребенка и нависшего над ним волка, он поднял лук, но испугался, что попадет в дитя и опустил руки, достав кинжал.
Волчица, почуяв человека, развернулась к нему и оскалилась. Волчата убежали в нору и затаились там, а ребенок затих, испугавшись рычания матери или уже понимая, что оно означает «опасность», когда надо молчать.
Человек не уходил, напротив, он принял враждебную позу, разящая сталь мелькнула в его руке. Волчица приготовилась к бою. Скалясь, она пригнулась, ее глаза сверкали огнем. Осторожно ступая, она пошла на человека, оставляя за собой ребенка. Старик попятился. Он уходил все дальше, держа расстояние между собой и готовым к прыжку волком. Сосредоточив все внимание на человеке впереди, волчица упустила приближение другого сзади.
Когда она отошла от норы на расстояние прыжка, женщина порывисто бросилась к ребенку, схватила его и побежала. Волчица, услышав шум, отскочила вбок, так, что люди оказались от нее с двух сторон. С одной стороны человек уносил дитя, с другой — угрожал клинком, с которым она познакомилась, когда нашла ребенка. Но тогда человек махал им наугад, в темноте, и лишь слегка задел ее, а сейчас он смотрел в упор и в любой момент мог наброситься.
За спиной, чуть в стороне, была нора, в ней сидели волчата. От человека пахло страхом. Волчица это чувствовала, как чувствовала и то, что запах ее голого детеныша становится все тише. И чем меньше он ощущался, тем дальше отходил человек с клинком. Волчица встала у входа в нору. Дальше пятиться было некуда. Человек, поняв, что она защищает свое потомство и сама нападать не будет, ушел. Вместе с людьми исчез и ребенок. Волчица завыла. Ее дети, любопытствуя, высунули носы из норы. Мать рявкнула и, дождавшись, когда они снова спрячутся и затихнут, понюхала воздух. Тонкий, сладкий запах младенца еще висел
Чем быстрее бежала волчица, тем сильнее становился запах, но к нему прибавился запах человеческого жилья, овец и собак. Вот показалась хижина, и загон, притулившийся к скале. Две собаки, охранявшие овец и козу с козленком, учуяв хищника, выбежали навстречу с громким лаем. Но они не смели отходить дальше помеченной территории: закон природы соблюдался всегда. Волчица залегла, тоже не приближаясь. Она смотрела на хижину и временами втягивала воздух, словно хотела убедиться, что ее дитя еще там. Из хижины вышел один из людей — тот, который угрожал клинком. Волчица тихонько зарычала, но не двинулась с места. Человек долго смотрел в ее сторону, потом, усадив собак перед входом в хижину, исчез в ней.
Женщина все рассматривала ребенка, удивляясь превратностям судьбы. Они с мужем давно жили уединенно. Почти всю жизнь, разве что в далекой молодости, когда были совсем детьми, у них было племя, из которого они ушли вдвоем с Иреком — тогда еще не мужем и женой, а просто испуганными детьми, спасаясь от смерти. Что уж сетовать, законы степи жестоки. Жизнью людей правит сила. У кого больше воинов, тот и силен. В их племени воинов было мало, да и все племя, а вернее — община, в которую объединились несколько семей, состояло из пастухов и женщин. Скот, стойбище, несколько хижин, да малые дети — вот все богатство общины! Мда… не уйди они тогда, кто знает, что с ними стало бы… Они ушли далеко в горы, спрятались в пещере. Вот она, здесь, над хижиной, которую они с мужем ставили весной, а на зиму по-прежнему поднимались в пещеру. Так надежнее и людям, и скоту. Один вход, одна опасность, что от зверья, что от человека.
Девочка завозилась, скуксилась, намереваясь заплакать. Женщина покачала ее, потолкав по попке. Малышка успокоилась. «Какая красивая, — подумала женщина, — как наша Айгуль…»
Не так давно старики потеряли дочь. Боги поздно подарили отшельникам ребенка, но какая это была радость! Весь мир оказался для них сосредоточенным в дочке. Они растили ее в гармонии с природой, в любви и ласке. Айгуль выросла красивой девушкой. Но не было никого рядом, кто бы сосватал ее. А жизнь не ждала, она бежала вперед, как горная река, даже студеной зимой не останавливаясь ни на мгновение! И случилось чудо — в долину пришло большое племя! Тогда старик пошел разведать, что за люди, откуда и надолго ли к ним. Но потаенной мыслью стареющего отца была мысль о судьбе дочери. В большом племени много молодых парней, кто-то, станется, и захочет взять в жены его красавицу-дочь. По дороге встретил Ирек статного всадника — молодого, богато одетого, приветливого в словах. Он навестил семью старика, от которого не ускользнул живой интерес, промелькнувший в глазах гостя, принявшего от Айгуль чашу со студеной водой. И отец не ошибся. Красивый юноша стал частым гостем у них. Да только не торопился он свататься. А все ходил вокруг да около, пока не отдала ему Айгуль свое сердце и свою честь.
Аязгул — так звали того красавца! — всегда приезжал с подарками. Овец привез, козу подарил, а дочери перстень с красным камнем, вспыхивающем на солнце, как огонь. Мать с отцом ждали, ждали, когда же Аязгул попросит у них разрешения взять их дочь в свою хижину, но, парень, проведя с ней ночь, рано утром уезжал, потупив взгляд, торопясь и ничего не говоря.
— Как бы наша Айгуль забеременела, может тогда он заберет ее, — размышляла мать, а отец утирал непрошенную слезу, тая в сердце обиду.
Но Айгуль боги не давали дитя, и кто знает, как все сложилось бы дальше, если бы не тот случай… Девушка полезла на скалу за яйцами голубей, но сорвалась и умерла от ран вот в этой самой хижине, в которой сейчас лежала еще совсем маленькая девочка, чудом выжившая среди волков.
Когда Аязгул приехал после смерти Айгуль, то вместо сияющих глаз возлюбленной его встретил невысокий курган, под камнями которого спала вечным сном так и не дождавшаяся своего счастья девушка. А, может быть, и дождавшаяся… Ведь она любила и была любима! Каждую ночь, когда Аязгул оставался с их дочерью, старики слышали и страстный шепот, и волнующие стоны, и радостный смех своей красавицы…