Бирюзовые серьги богини
Шрифт:
Но проходили месяц за месяцем, а от Армана не было ни слуху, ни духу. Сима не спала ночами: то плакала, то мечтала, тайком от родителей смотрела фотографии, где на фоне Каменной головы она запечатлела молодого казаха, показывающего археологам таинственные знаки.
Пока срок был маленький, Сима ходила на занятия, но перед зимней сессией она поняла, что дальше скрывать от всех свое положение не может, и решила бросить учебу.
Во время сессии тишина в коридорах университета редко нарушалась смехом или топотом студентов, бегущих из аудитории в аудиторию. Это вполне устраивало Симу. Она сторонилась любопытных глаз. Чувство стыда не
В неизменных джинсах, в широком коротком пальто и длинном пушистом шарфе, концы которого болтались по животу, уже изрядно выпирающему, она спокойно шла из деканата с наконец-то оформленным академотпуском.
— Симона!
От резкого оклика Сима чуть не упала, споткнувшись о торчащую половицу.
— Симона, что случилось? Почему вас не было на экзамене? — искренне удивление в глазах профессора, внезапно появившегося на пороге одной из аудиторий, смутило беременную студентку больше, чем понимающие взгляды сокурсников.
— Здравствуйте, Александр Матвеевич, — она вздохнула и без лишних объяснений сунула профессору подписанное деканом заявление.
— Что? Что такое? Почему академотпуск?.. Ничего не понимаю… — профессор растерялся, перечитал заявление и уставился на живот Симы. — Вы беременны?..
— Да, Александр Матвеевич, через три месяца буду рожать, так что не до учебы, извините, — Сима забрала свое заявление и хотела уйти, но профессор осторожно, как древний артефакт, который может рассыпаться от самого легкого прикосновения, взял ее за рукав пальто.
— Симона, не могли бы вы уделить мне несколько минут, давайте пройдем в аудиторию, — и он, уже улыбаясь, указал на открытую дверь.
Сима пожала плечами и согласилась.
Домой она вернулась вдохновленная и с последним выпуском журнала «Вестник археологии и истории», в котором была напечатана монография казахского ученого Елимова Хакана Ногербековича, посвященная теме расшифровки петроглифов кочевых племен, обитающих на территории современного Казахстана. В статье был упомянут вклад в эту работу Симы, и ее имя. Как сказал на прощание профессор Колесниченко: «Будет очень жаль потерять подающего надежды молодого археолога. Так что решайте свои личные дела и возвращайтесь к науке!»
— Ты что такая радостная? Сияешь, как медный таз, — Валя давно не видела дочь такой счастливой.
Сима разделась, достала журнал.
— Вот, смотри, — открыв нужную страницу, показала матери, — тут и обо мне написано.
— Да-а?!
— И Александр Матвеевич сказал, что я — подающая надежды!
Валя расстроилась, посмотрев на живот дочери.
— Подающая надежды… а год учебы теряешь!
— Ничего, мам, зато спокойно рожу и покормить успею, не торопясь, а учиться пока и дома можно, никто не мешает. Уф… — Сима сняла ботинки и вытянула ноги, сидя на стуле, который мать специально для нее поставила в коридор, — устала. Мам, сделай чайку, я посижу немного.
Валя засуетилась, побежала на кухню, вернулась.
— Иди, приляг, давай помогу…
— Да что ты, мам, я в порядке, просто устала, — Сима потерла поясницу, — я, правда, полежу. Как чай готов будет, позови.
В комнате приятно шумела печка. Сима прислонила к ней руки, согрев их, повернулась спиной. Комната, с ее привычной обстановкой, почти неизменной с самого детства, казалась островком тепла и уюта в большом мире ненастья, то ветром стучащегося в окно, то потоками дождя загоняющего людей в дома. В своей комнате Сима всегда чувствовала себя защищенной от любых невзгод. Все здесь дышало добром и любовью: и стены с шепчущимися тенями по ночам, и кровать с белоснежными простынями, и стол, всегда зовущий к работе стопкой тетрадей и книг и аккуратно очиненными карандашами, стоящими в обыкновенном граненом стакане.
Сима растянулась на кровати, с удовольствием прочувствовав, как расправились мышцы на спине, отпустило поясницу. Ребенок перевернулся. Сима точно знала, что он перевернулся! «Плавает, куда вздумается!» — с нежностью подумала она и представила своего малыша, свернувшегося клубочком внутри нее.
— Сима, — мама поставила на стол вазу с мандаринами и бокал с чаем, — пей, я с лимоном сделала.
Пока дочь, шумно втягивая в себя горячий чай, наслаждалась его особым цитрусовым ароматом, Валя разглядывала ее, в душе все еще переживая за так неожиданно изменившуюся судьбу своей девочки.
— Саша приходил, мандарины принес, — Валя словно оправдывалась.
— Мам, ты опять? Зачем взяла мандарины? — Сима скосила глаза на вазу с небольшими оранжевыми плодами. — Ты же его этим самым одобряешь, и будет он ходить, ну, зачем это надо? Лишние разговоры, лишние переживания. А ему учиться надо, свою жизнь устраивать, а не рядом со мной околачиваться.
«Рядом со мной… вот именно — рядом!» — это снова разозлило Симу. Всю благость будто ветром разогнало.
А мать отмахнулась:
— Не знаю, сами разбирайтесь. Тоже нашли миротворца. Вот придет, ты ему сама все и скажи!
— Да говорила уже! И не раз! Сколько можно? Хорошо папа не видит его!
— Видел, разговаривали…
— И что?..
— Сашка сказал, что он готов жениться хоть сейчас, но ты не соглашаешься.
Сима сглотнула.
— Я не соглашаюсь… — она не нашлась что возразить, — я не соглашаюсь, значит, а он прям герой! Мам, ну что делать?
— Не знаю, — Валя теребила уголок салфетки, не решаясь сказать давно вертевшуюся мысль, и все же осмелилась: — А может, правда, за Сашку замуж выйдешь?
Сима подавилась, закашлялась до слез, и прохрипела:
— Мам, ты что? А? Ну, с какого перепугу я за него замуж пойду? А вдруг Арман приедет? Я же люблю его!
— Ой-е-ей, — Валя покачала головой, — как знаешь, ладно, пойду я — дел полно, а Сашка парень хороший, не отталкивала бы ты его.
Валя оставила дочь размышлять одну. Ей и самой порыв парня казался странным. Единственно, что объясняло его настойчивость — это любовь. А может дочь все же любит Сашку? Просто стыдится, или от гордости нос воротит? Нет, она сама говорила, что любит того, казаха. Вот встретился же, окрутил девку, и нет его! А тут судьба решается! Всегда так в молодости — голова горячая, а скольких бед можно было бы избежать, будь в это время мудрости побольше, но… мудрость, она с годами приходит! Вот вышла же она замуж за отца Симы, не задумываясь, любит ли, нет, и живут душа в душу сколько лет! А любовь? Была ли у них любовь? Валя не могла ответить на этот вопрос и боялась, что дочь задаст его. Одно она знала наверняка, что без своего мужа она не мыслит жизни. Они просто вместе, как две половинки одного целого. Она для него — оазис среди всех невзгод и проблем, он для нее — стена, за которой спокойно и надежно. Может быть, это и есть любовь, когда двум людям просто хорошо друг с другом?..