Бирюзовые серьги богини
Шрифт:
Полоска света пробежала от входа в хижину до ее середины и исчезла так же быстро, как и появилась.
— Как она? — присаживаясь рядом, шепотом спросил муж, приглядываясь в полумраке.
— Поела, еле приспособилась, — жена махнула рукой и облегченно вздохнула, — уснула…
Женщина счастливо улыбалась. Она всегда была такой. Не зря ее звали Амина — Счастливая. Муж порой удивлялся: и дочь потеряла, и столько трудностей выпало на ее голову — жить одним в горах нелегко! — но его Амина только твердила: «Ничего,
— Как звать-то будем? — муж смотрел на спящего ребенка и вспоминал свою дочь, по которой так болело его сердце. — Айгуль? — с надеждой в голосе спросил он.
— Нет, Айгуль ушла, а эту малышку мы нашли под небом, не иначе как сам Тенгри послал ее нам в утешение и тогда, когда в горах проснулись цветы и травы, когда… — Амина помолчала, задумавшись. — Бахтигуль назовем! Рожденная весной!
Девочка шевельнулась во сне, почмокала. Амина дернула мужа за рукав, сдерживая радость, зашептала:
— Видишь, видишь?! Ей понравилось имя! Точно Бахтигуль!
— Ну, Бахтигуль, так Бахтигуль, — он встал, — там волчица пришла. Надо укрепить загон, спать буду с овцами, а то… сама знаешь, порежут всех, чем тогда дочку кормить будем?..
Амина прикрыла девочку своим халатом, вышла вслед за мужем.
— Пойду козу подою, а то у малышки от кислого молока с непривычки животик заболит. Да воды согреть надо, пахнет от нее волком…
Волчица наблюдала за людьми, так и не осмелившись подойти ближе. Когда стемнело, и на небо еще неполным шаром выкатилась желтобокая луна, волчица села, задрала нос и завела грустную песню. Собаки подхватили мелодию сначала громким тявканьем, потом тоже завыли. Человек приструнил их. Вышел вперед и крикнул:
— Уходи! Не твой это ребенок! Уходи! — и для устрашения потряс луком.
Волчица снова легла. Услышав плач ребенка, вскочила, бросилась к хижине, но угрожающий лай собак, кинувшихся навстречу, охладил ее пыл. Вернувшись назад к тому месту, откуда она наблюдала за людьми, волчица оглянулась: ее ждали волчата, она беспокоилась о них, но и голого детеныша оставить не могла. Сердце разрывалось. Повыв еще немного, волчица обошла жилье человека широким кругом и, не найдя способа забрать детеныша, затрусила назад к своей норе.
— Ушла? — Амина качая малышку на руках, вышла к мужу.
— Ушла. Надолго ли…
Ночь прошла тревожно. Девочка всхлипывала, Амина не сомкнула глаз, сидя около нее. Муж жег огонь и с факелом обходил и загон с овцами, и хижину. Собаки, чувствуя беспокойство хозяев, вскидывались на каждый шорох, оглашая долину громким лаем.
Утром, как только посветлело, Амина вышла из хижины и едва не упала, споткнувшись о ляжку архара, лежавшую у порога.
— Глянь, Ирек, а ты и проспал! Волчица нам мясо принесла!
Ирек глазам своим не поверил. Осмотрел все вокруг хижины, нашел цепочку следов.
— И как прошмыгнула… — он поднял запыленную
Собаки, нюхая воздух, подкрались к хозяину, прижимаясь брюхом к земле. Старик цыкнул на них, замахнувшись ляжкой:
— Проворонили, сторожа! А ну, пошли отсюда, волчьи пособники!
Старуха рассмеялась, покачав косматой головой; развела потухший огонь в очаге, налила воды в котел. Не так часто им выдавалось поесть мяса, пусть и не первой свежести! С тех самых пор, как умерла дочка, только раз заехал Аязгул и привез им тушу целого козла. Сказал тогда, что уходит из долины и когда вернется, не знает. Звал с собой, беспокоился за них — старые уже, как сами себя прокормят! — но Амина отказалась. «Как судьбе угодно будет, так и случится! Да и могила дочери здесь, куда ж нам от нее идти?..»
Из хижины раздался громкий плач. Старуха встрепенулась.
— Иду, доченька, иду, цветочек мой, — заворковала она. — Последи за огнем! — приказала мужу и нырнула в хижину.
Девочка успокоилась, как только ее губ коснулась тряпица, напитанная свежим козьим молоком. Бахтигуль обхватила ее губками, потянула в себя, как сосок, зачмокала, и молоко потекло в ротик. А Амина то и дело осторожно подливала на тряпицу молока, и, хоть и мимо лилось, но малышке хватило.
— Ничего, радость моя ненаглядная, скоро ты у нас и есть будешь сама, и бегать, как козочка. День долго идет, а жизнь проходит быстро, и не заметишь…
Глава 9. Бусина «Дзи»
Стояли теплые октябрьские дни. Сима возвращалась домой из университета. Ей бы поторопиться, но так хотелось не спеша пройтись по улице, усыпанной шуршащими под ногами листьями, подышать воздухом, вобравшим в себя ароматы осени, полюбоваться солнечным светом, льющимся с неба пучками лучей, подрагивающих на ветерке.
Полтора года после рождения сына пролетели в заботах и волнениях. Теперь, оглядываясь назад, Сима недоумевала, как она смогла выдержать все испытания, как преодолела депрессию, сковавшую ее сразу после возвращения из роддома, как подняла сына и вернулась к учебе.
Алешка рос на глазах, поражая необычайно скорым развитием и смышленостью. В пять месяцев он уверенно сидел, в семь вылез из манежа, в восемь сделал первые шаги, а в год настырно повторял все услышанные слова, до смешного коверкая их, но повторяя!
Первое слово, которое Сима услышала от него, показалось странным. «А-ва» — проговорил Алешка в два месяца, и хоть мать утверждала, что это и не слово вовсе, а так — набор звуков, Сима запомнила его и потом не раз слышала похожие звуки в ворковании малыша. Ее он называл Си-а, а то удлинял, добавляя слог «ва» и повторял нараспев: «Сиава, Сиава!»