Благородна и благочестива
Шрифт:
– Что, змея? – бесцеремонно ткнула распорядительницу Софур, получив в ответ лишь умоляющее мычание: нянька завязала бедолаге рот, соорудив кляп из носовых платков. – Не удался коварный план? У-у, ведьма! Я таких, как ты, хорошо знаю… Жрёшь и не толстеешь – как есть ведьма!
– Няня, – слабым голосом позвала Камилла, – или ты объясняешь, что здесь происходит, или…
– Что? – вскинулась Софур. – Отпустишь ту, которая деда твоего потравила?
Камилла побледнела. Не оборачиваясь, заперла двери за спиной, зябко повела плечами.
– Подробнее, – устало попросила наследница Эйросского замка.
– Я щас тебе кляп выну, – предупредила мэма Софур поверженную Мартину, – а ты и повторишь, чего мне только что говорила.
Мартина торопливо закивала, с ужасом глядя на островитянку. Даже не закричала, когда Софур и впрямь вытащила кляп, присев на топчан сразу за её спиной.
– Всё расскажу, – хрипло выдохнула старшая горничная. Всхлипнула. – Только жабу эту уберите!
Камилла потёрла занывшие виски.
– Кто б говорил, пиявка недостойная, – скривилась Софур. – Пиявка, потому как к деду твоему присосалась, – веско пояснила нянька, обращаясь уже к воспитаннице. – А недостойная, потому как честной платы ей вдруг стало мало, видите ли! Это как если б я на Рыжего барона заглядывалась! Тьфу, срамота...
– Да объясни ты толком, няня! – не выдержала Камилла, проходя в спальню.
– И объясню, – изволила Софур. – Я за этой гадюкой с первого дня наблюдаю. То она, значит, моему пэру Нильсу глазки строит да против меня гадости говорит, то под дверьми уши развешивает, а то и трётся постоянно у покоев ллея Тадеуша и ллея Корнелиуса. Вертихвостка! – сурово припечатала нянька, с презрением глядя на старшую горничную.
– Неправда, – всхлипнула мэма Мартина. – Не нужен мне ллей Корнелиус! Да и пэр Нильс не нужен!
– Ага, а блинами на кухне ты его по старой дружбе кормила! – вскипела Софур, сжимая пудовые кулаки.
– Няня!!! – выкрикнула Камилла. В сердцах даже швырнула в камин первый же попавшийся предмет. Огонь удивлённо полыхнул, выпуская сноп искр, а Софур с сожалением поглядела на забрызганное кляксами платье: предмет оказался чернильницей.
Соискательницы мужских сердец присмирели.
– Я за ней уж третий день слежу, – уже спокойно, обмахиваясь забрызганным подолом, заговорила мэма Софур. – Ведь подносы с едой для ллея Тадеуша она лично приносит. Пэра Эдна и говорит: отравы в блюдах не чую, но проверить бы не мешало. Опытная она, Эдна-то! Ну, а сегодня мы с ней условились: она из покоев ллея Тадеуша уходит да стражу отвлекает, а я, значит, ужом проскальзываю за двери и остаюсь внутри.
– Ужом! – шёпотом фыркнула мэма Мартина, безуспешно дёрнувшись в крепких путах. – Скорее, питоном, проглотившим кита!
Нянька на комплимент мужественно не среагировала.
– Ллей Тадеуш в последнее время словно мёртвый сидит, – вздохнула нянька. – На меня даже не повернулся. Я шкаф-то чутка сдвинула да притаилась, как умела. Недолго ждала: приходит гадюка эта. И прямо в постель к хозяину садится!
Камилла молча смотрела то на покрасневшую Мартину, то на няньку. Присела наконец на краешек ложа, не сводя блестящих глаз со старшей горничной.
– И давай ему ласковые словечки нашёптывать! И ладошкой лик его небритый пригладит, и космы-то потеребит… Так в лицо его безучастное и сказала, злыдня: недолго ждать уже! Ллей Корнелиус сказал: уж скоро, вот-вот воссоединимся! Ты прости, мол, что пришлось тебя опаивать да разума на время лишить… Зато теперь-то я тебя счастливым сделаю! И ты без меня жизни не представишь. Приготовит ллей Корнелиус новое зелье, и очнёшься от дурмана, любовь моя! Словно чистый лист очнёшься. Сочтёмся честным союзом да глотнём наконец счастья… Я ли, мол, не заслужила? Я ли не лечила раны твои сердечные? И после смерти супруги, и после бегства опального Золтана… А ты всё сквозь меня смотрел, любви не замечая…
Камилла побледнела, сцепляя руки замком на колене. Разомкнула сухие губы:
– Это правда?
– Как есть правда, – не дождавшись ответа от красной Мартины, подтвердила мэма Софур. – Над пропастью не лгут. А что? – пожала плечами нянька в ответ на вопросительный взгляд Камиллы. – Я её маленько встряхнула да за окошко выставила. Тут высоко, сразу пробирает. Да и недолго вобла эта провисела: сразу все секреты проорала да плакать начала. Ну, я ж не изверг какой, назад втащила…
– Выходит, это ты… деда травила, – медленно уточнила Камилла, не сводя глаз с Мартины. – С самого начала? Это была ты?
– Он сказал, что дурного не случится, – судорожно не то вздохнула, не то всхлипнула старшая горничная. – Что всего год – и ллей Тадеуш забудет прежнюю жизнь. И со мной останется…
– Дура, – веско вставила Софур. – Вот правду про таких говорят: старая, а ума не нажила.
– И ты поверила, Мартина? – тихо спросила Камилла. – Что ллей Корнелиус позволит низкорожденной женить на себе ллея Тадеуша? Что оставит вам замок?..
– Мне не нужен замок, – вспыхнула мэма Мартина. – Мне только он, он нужен!
– И как долго ты травила его, Мартина? – так же негромко продолжила Камилла.
– Уже год, – судорожно вздохнула старшая горничная. – Светлый мой Тадеуш уж с первых недель разум потерял да чудить начал. Но он так и предупреждал… Что, мол, пусть вначале признают безумным, а потом приедет маг посильнее и подскажет, как заполучить моего возлюбленного. Ну а чтобы слух пронёсся, так сперва ллей Ленар к нему вроде как в гости заглянул и в безумии убедился. А уж через месяц и королевский регент пожаловал…
– Стой, – очнулась Камилла. – Здесь был ллей Ленар?
Бледнолицый племянник светлого ллея Савалата не показался ей похожим на человека, склонного к долгим путешествиям и посещениям пожилых соседей. Какого себа он забыл в Эйросском замке?
– Да-да, – с гримасой подтвердила мэма Мартина. – Этот любитель дурманных зелий. Молодой ллей тут пару часов только и пробыл, а с моим Тадеушем и словом не перекинулся: глянул на него со стороны, усмехнулся да тотчас отбыл.
– Мужеложцы, торчки да влюблённые дуры, – вздохнула мэма Софур. – Не дивно, что нормальные мужики умом трогаются.