Благородна и благочестива

Погожева Ольга Олеговна

– Прелестная женщина, – вдруг рассмеялся ллей Корнелиус. – Передавайте ей моё почтение.

– Обязательно, – скривилась Камилла, провожая взглядом прямую фигуру королевского регента. – Как только от кухни оторву.

Нянька и впрямь пристрастилась к отведённому ей делу: кажется, и не вылезала из складов, разнюхивая, где и что лежит. Камилла по вечерам тщательно обнюхивала мэму Софур, но вином от неё пока не разило. Небесный Отец свидетель, если примется за старое – мигом пойдёт прочь! Сил её больше нету.

Пэр Нильс, по приглашению Камиллы и

на радость Софур, остался в замке гостем и собирался в родной Очаг через пару седмиц. Пэра Эдна же подошла к отведённой ей миссии со всей серьёзностью: помимо содержания гардероба единственной ллейны в замке, камеристка ллейны Бианки согласилась на должность сиделки при ллее Тадеуше. Ллей Корнелиус такому решению не обрадовался, хмурился и говорил, что жалованье ещё одному лицу в замке они платить не могут, и без того добавилось народу, но Камилла осталась непреклонна. Ещё и намекнула, что и мэму Софур неплохо бы обеспечить доходом. Королевский регент ещё больше помрачнел, но спорить не стал.

О своём решении покинуть вскорости Эйросские земли Камилла пока говорить не стала. Ни к чему будоражить ллея Корнелиуса да подкидывать ему ненужных мыслей.

***

Ужин, обыкновенно, они вкушали вместе с ллеем Корнелиусом, в малой столовой. Пэра Эдна по такому случаю даже переодевала недовольную Камиллу. Наследница Эйросского замка хмурилась: красота красотой, но это сколько же времени теряется!

– Ллей Корнелиус – человек, который ценит утончённость, – не согласилась с ней камеристка. – Рядом с ним даже самые изысканные ллейны почувствуют себя неуютно.

– А мне нормально, – без запала возразила Камилла, позволяя уложить растрепавшиеся за день волосы. – От того, что вы прикрутите корове седло, пэра Эдна, животина стройнее не станет.

– Во-во, – поддакнула из угла нянька: в тот день она опрокинула стаканчик вина и близко к воспитаннице не подходила, опасаясь возмездия. – Мужичок, который так себя вылизывает, точно не в порядке, дорогая Эдна! Либо не по женщинам, либо ещё какая хворь в нём водится. Взять покойного… ох ты ж мне… то есть, дорогого хозяина моего, Рыжего барона! Уж до чего светлый Золтан был собою хорош, а всё же рожу бальзамами не мастил, космы по три раза на дню не расчёсывал, и благовониями не обливался. А вот регент энтот…

– У ллея Корнелиуса есть сын, насколько мне известно, – помолчав, проронила камеристка. – Ллейна Бианка как-то упоминала. Сказала ещё, что он им совсем не занимается, и что нам это аукнется.

– Один сын – так себе доказательство, – подняла палец мудрая нянька. – Один раз с женщиной и последний мужеложец сумеет. А вот…

– Мэма Софур! – не выдержала пэра Эдна. – При ллейне Камилле!..

– А то она не знает? – поразилась Софур. – Это у вас в королевстве закон строгий да Храм Отца за приличиями зорко следит, а на Рыжих Островах нравы-то посвободнее. И в таверне любой живой товар на выбор, для ночных услаждений, и на нашей улице…

– Ну хватит, няня, – прервала Камилла. – Нам-то какое дело до чужих предпочтений?

– Знание

лишним не будет, – не согласилась Софур, благоразумно умолкая.

В этот раз, впрочем, ллей Корнелиус в замке отсутствовал, так что Камилла, пэр Нильс, мэма Софур и пэра Эдна собирались отужинать в малой столовой без королевского регента. Кухарка, мэма Дофна, готовила для ллеев и заодно на всю прислугу, а прислуживал при столе немолодой слуга, хмурый и мрачный. То и дело он поглядывал на новую хозяйку, словно прикидывая, можно ли верить рыжей девице, но так ни разу и не заговорил с будущей хозяйкой.

– Ллею Тадеушу ужин подали? – привычно поинтересовалась Камилла, присаживаясь во главе стола. Это ллей Корнелиус разъяснил, где у стола глава, и почему наследница Эйросских земель должна там сидеть.

– Лично проследила, – подтвердила пэра Эдна, оглядываясь. – А где мэма Софур?

Чтобы нянька и пропустила ужин – такого ещё не случалось. Камилла обеспокоилась, попросив, чтобы слуга проверил. Тот от стола не отошёл, но вызвал молодую горничную, отправив в западное крыло.

– Мэма Софур дверей не отперла, – запыхавшись, возвестила та, вернувшись в малую столовую. – Велела только оставить ей чего повкуснее, да вас, светлейшая ллейна, просила в покои поторопиться: дело у неё какое-то.

Камилла застыла, обдумывая непривычное послание няньки. Успокаивало только одно: точно из уст мэмы Софур исходило, раз про ужин няня не забыла. Быстро дожевав сочный кусок мяса, Камилла поднялась, извинилась перед пэром Нильсом и пэрой Эдной, и поспешила в свои покои.

По пути даже порадовалась на царящий в западном крыле порядок: таки отскребли и стены, и даже потолок, а часть коридора даже и выбелили. Ещё бы цветов сюда каких, или картин, скажем… небось сыщутся у деда-то? Кстати, и библиотеку бы проверить…

– Кто там? – насторожено отозвались из-за двери.

– Я, няня, – нетерпеливо постучала Камилла, оглядываясь. Отсюда она не видела ни покоев ллея Тадеуша, ни покоев регента, однако намеревалась вскорости проверить – и как стражники пост держат, и к деду перед сном заглянуть. Ллей Тадеуш в последние дни казался подавленным и отстранённым, смотрел сквозь внучку, не узнавая, и не откликался ни на один вопрос.

– Одна, что ль?

– А тебе мало? – вскипела Камилла. – Открывай, говорю! Что там у тебя?

Дверь опасливо приоткрылась – ровно настолько, чтобы Камилла с трудом протиснулась внутрь, втянув живот вместе с недоеденным ужином. И замерла на пороге.

– Няня… – в ужасе выдохнула дочь Рыжего барона. – Ты что творишь?

– Я-то? – обмахиваясь заслонкой от камина, уточнила Софур. – Я бдю, ллейна Камилла! Живота не жалеючи, за вами, Эйросскими ллеями, приглядываю. А вобла эта сушёная мне сразу не понравилась!

Камилла не двинулась с места, безмолвно глядя на связанную бельевыми верёвками мэму Мартину. Старшая горничная сидела прямо на полу, на сбившемся ковре, а запыхавшаяся и потная мэма Софур глядела на соперницу с ликованием победительницы.