Благородна и благочестива
Шрифт:
– Добро пожаловать домой, дорогая Камилла, – невнятно пробормотала она, ступая на каменные плиты родового замка.
Глава 9. Маг огня
Пэра Нильса в замке хорошо знали. А старый учитель прекрасно знал замок: по дороге к дальнему крылу он успел и переговорить со знакомыми слугами, и даже распорядиться о покоях. Управляющего тут не оказалось: нововведения королевского регента привели и к сокращению дворовых. Зато старшая горничная, Мартина, мигом распорядилась о комнатах, и она же повела их в западное крыло.
– Ллей Корнелиус будет зол, ох, как зол, – встревоженно пыхтела Мартина, ведя их долгими коридорами вглубь замка. – Никого не велено пускать, покуда он из города не вернётся! И в его отсутствие чтоб ни живая душа порог не пересекала! Да только как же тут… дочь нашего бедового Золтана… ох ты ж мне… вот так новость-то…
– Светлого ллея Золтана, – поправил пэр Нильс, тотчас поскользнувшись на грязном полу.
Не только под ногами, но и на стенах и потолке оказалось довольно копоти и сажи, так что Камилла подобрала юбки, с удивлением оглядываясь вокруг, а мэма Софур то и дело фыркала, оскальзываясь и посылая невнятные проклятия в разных направлениях. По лицу чопорной пэры Эдны прочесть ничего не получалось, но Камилле показалось, что камеристка ошарашена, и это мягко сказано. Что уж говорить, если даже ей, привыкшей к липким полам да обгаженным мухами стенам, сделалось неприятно.
– Отчего грязи столько? – не вытерпела наследница Эйросского замка, когда с потолка медленно и печально слетело чёрное кружево. – Всех слуг паралич разбил?
– Ишь ты, – обернулась Мартина, даже сбавив шаг, но тут же с оханьем отскочила, когда сзади на пятку ей наступила мэма Софур. Уважительный вес няньки не каждый мужчина выдерживал, а уж сухонькую горничную едва в пол не впечатало. – Мало нас, ллейна Камилла! Регент велел все расходы сократить, чтоб, значит, доход замка увеличить. Налоги приподнял, потому как много лет не поднимались, а работать-то и не даёт. А уж светлый ллей Тадеуш, да исцелит Отец его душу, старается в последнее время, как может: пожарами всё западное крыло пожрал. Оттого и комнаты вам в восточном приготовят: там и уютнее, и обстановку наш добрый хозяин ещё не спалил.
– Давно это у него? – полюбопытствовала Камилла, оставив причитания без отклика. – Безумие да смерчи огненные?
– Безумие уж почти с год, – подсчитала старшая горничная. – А огонь вот уже третий месяц. Как с цепи сорвался светлый ллей Тадеуш! Поначалу-то безобидно начиналось: то простыни подпалит, то ставни полыхнут. Но чем дальше, тем тяжелее – остатки разума-то теряет, а с ними и подчинение огня смертоносного. С ним только ллей Корнелиус и совладать может. Оттого и не пускают к хозяину без ведома королевского регента: опасно.
Мартина свернула в ярко освещённый коридор с весёлыми факелами да фонарями на залитых копотью стенах, торопливо подошла к тяжёлым дверям, обитым железом. Огонь здесь горел и впрямь ярко. Камилла пригляделась: пылали даже те светильники, в которых вовсе не осталось масла.
– Двери отоприте, – обратилась к двум стражникам Мартина. – Прибыла внучка хозяина!
– Ллей Корнелиус не велел, – нерешительно глянув на прибывших, отозвался один из них. – Светлый ллей Тадеуш нынче сильно нездоров.
– Отпирайте, – подала голос Камилла, выступая вперёд и доставая заветное письмецо с королевской печатью. – Я – хозяйка этого замка! – громко, в звенящей тишине, выпалила она, чувствуя, как щёки полыхают от собственной дерзости. – Выбор ваш: или завтра же пожалуете прочь с охранной службы, или слушаете здравый смысл и пускаете меня к деду!
На счастье, эти двое оказались не столь умны да надёжны, как охрана у ворот. А может, и впрямь стоять на страже в подкопченных доспехах надоело. Воздух в западном крыле прогрелся до невозможности, так что стражники, верно, радовались хоть какому-то движению.
– Под мою ответственность, родимые, – подстегнула их Камилла, слушая, как бешено колотится в груди сердце.
Непонятно, отчего так важно сделалось ей увидеть ллея Тадеуша. Не ради безумного деда рвалась она в Эйросские земли, и не для того, чтобы воевать с королевским регентом. Всё так смешалось в промелькнувшие дни: король, престол – зачем ей проклятый престол?.. – амулет, маги стихий, ллейна Бианка с дочерью, неугомонный Салават, и в центре смерча из лиц и событий – она. Девица с Рыжих Островов, про которую ещё месяц назад никто не слышал.
– Вдоль стены ступайте, – предупредил стражник, отступая за створку двери. – Если и вырвется элементаль, так мимо вас проскочит.
– И долго эти элементали по замку потом бродят? – осторожно заглянув внутрь, поинтересовалась Камилла.
– Пока не погаснут, – ёмко ответил второй стражник.
– Давайте я пойду первым, – рыцарски вызвался пэр Нильс, когда изнутри пахнуло дымом и гарью.
– И не вздумайте! – шёпотом возмутилась мэма Софур, отпихивая тщедушного учителя за собственную надёжную спину. – От вас и угольков не останется, а мне чего сделается? Меня много – пали не хочу! Я Камилле всегда говорила: тело лишним не бывает! На что-нибудь да сгодится…
– Это у свиней оно на что-нибудь да сгодится, – неласково покосилась на няньку Мартина. – А коли не повезло родиться женщиной, так надобно до гроба поддерживать себя в человеческой форме. Жертвами и стараниями! Не у всех получается, конечно.
– А то, – огрызнулась Софур, оценивающе оглядев соперницу. Старшая горничная явно благоволила пэру Нильсу и с порога невзлюбила прибывшую с ним островитянку. – Некоторые так и застревают в форме засушенной воблы. Такими их гроб и увидит!
– Мы вас здесь подождём, ллейна Камилла, – сдержанно подытожила пэра Эдна, оглядев насупленных спутниц. – Вам, верно, огонь нипочём, а для прочих опасен.
– Ждите, – нетерпеливо разрешила дочь Золтана Эйросского, шагая внутрь.
Клубы белого пара и сизого дыма развеялись, как только она прошла в покои хозяина замка. Покои – громко сказано. От роскошного ложа с балдахином остался лишь остов с матрацем да тлеющими простынями, а о балдахине напоминали только бархатные лоскутки на обгоревших колоннах. Пол оказался буквально вылизан огнём. Верно, когда-то на нём красовались ковры, потому что ворсистый липкий камень намекал на то, что ранее его чем-то покрывали. В покоях также находились обугленные шкафы и широкий письменный стол, на удивление, нетронутый огнём. На столешнице красовались многочисленные пустые склянки, а под ним – огромное количество осколков.