Блатные и уличные песни

Семга Г. Ф.

НАША МОЛОДОСТЬ

Кто томится по тюрьмам и ссылкам, Грустно, мамочка, все рассказать, Как приходится нам, малолеткам, Со слезами свой срок отбывать. Что ни день — то как волки голодные, С голодухи нас тянет ко сну. И когда же мы будем свободные, Как покинем мы эту тюрьму? А как только мы выйдем на волю, Ветер снасти на нас будет рвать. И, чтоб быть поприличней одетыми, Мы поновой пойдем воровать. Через эти скочки и пределы Уголовка нас снова возьмет… Так, в колониях, ссылках и тюрьмах Наша молодость быстро пройдет!

ОТЦВЕЛА ЧЕРЕМУХА

Отцвела

черемуха в который раз, Мы опять находимся в неволе. Не целуем мы, не видим нежных глаз, Знать, такая тяжка наша доля. Кто-то там знакомится на Невском Или по Крещатику гуляет, Мы же не находим себе места И пока об этом лишь мечтаем. Хорошо на воле — там цветут цветы. Хорошо сейчас на речке Волге. Кто-то вспоминает те места, где мы Коротаем срок свой этот долгий. Прошлое уносит нас отсюда далеко, Помню то веселье, дни удачи, А сейчас приходится нам нелегко Здесь томиться на казенной даче. Друг от друга тайно мы мечтаем По-другому жить потом на воле. Так в мечтах и счастье обретаем, Забываем так о тяжкой доле. Отцвела черемуха в который раз, Мы опять находимся в неволе. Не целуем мы, не видим нежных глаз, Знать, такая наша тяжка доля.

ПАЦАНКА

Давным-давно на Севере далеком, Хотя и сам не знаю почему, Я был влюблен, влюблен я был жестоко. Тебя, пацаночка, забыть я не могу. Так где же ты, любимая пацанка? Так где же ты, в каких теперь краях? Я вспоминаю те маленькие груди И ножки стройные в шевровых сапожках. Пройдут года, и пролетят минуты, Как пролетела твоя любовь ко мне. А ты отдашься уже другому в руки, Забудешь ласки, что я дарил тебе. Прощай, прощай, любимая пацанка, Хотя ты женщина, но ты еще дитя. О милая, любимая пацанка, Ребенок взрослый, но я люблю тебя. Давным-давно на Севере далеком, Хотя и сам не знаю почему, Я был влюблен, влюблен я был жестоко.  Тебя, пацаночка, забыть я не могу.

А ВОРЫ НОСЯТ ФРАК

Стою я раз на стреме, держу в руках наган, Как вдруг ко мне подходит незнакомый мне граждан И говорит мне тихо: «Куда бы нам пойти, Чтоб можно было лихо там время провести? Чтоб были там девчоночки, чтоб было там вино, А сколько это стоит — мне, право, все равно!» А я ему отвечаю: «На Ризовке вчера Последнюю малину закрыли мусора!» Он говорит: «В Марселе такие коньяки, Такие там бордели, такие кабаки! Там девочки танцуют голые, там дамы в соболях, Лакеи носят вина, а воры носят фрак!» Он предлагал мне деньги и жемчугов стакан, Чтоб я ему разведал секретного завода план. Советская малина собралась на совет, Советская малина врагу сказала: «Нет!» Поймали того субчика, забрали чемодан, Забрали деньги, франки и жемчугов стакан. Потом его отдали мы войскам НКВД, С тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде. Меня благодарили власти, жал руку прокурор, Потом подзасадили под усиленный надзор. С тех пор имею, братцы, одну лишь в жизни цель: Ох, как бы мне добраться в эту самую Марсель! Где девочки танцуют голые, где дамы в соболях, Лакеи носят вина, а воры носят фрак!

ЧТО ЗА НОЧЬ

Что за ночь над городом царила, Что-то мне взгрустнулось неспроста. Я облокотился на перила Старого чугунного моста. Пары шли и проходили мимо, Синего зеркального пруда. Я мечтал о девушке любимой, Что сегодня мной пренебрегла. Волосы твои, что кольца дыма, Может быть, ты вспомнишь обо мне, Что потеря девушки любимой — Это пребольшое горе мне. Скоро я отбуду наказанье, Выйду я усталым и больным. Для тебя, конечно, я не нужен, Для тебя, конечно, я не мил. Брось же ты, печалиться не надо, Когда розы начинают цвесть, Эту розу с молодого сада Мне сегодня удалось принесть. Что за ночь над городом царила! Что-то мне взгрустнулось неспроста. Я облокотился на перила Старого чугунного моста.

СЫНОВЬЯ

«Не шелестите, каштаны!», — ветер доносит с полей. Хочется матери старой вновь увидать сыновей. Кто это в серенькой кепке робко стучит у окна? «Сын это твой». — «Неужели?..» Счастья дождалась она. «Что ж ты стоишь у порога, не зажигаешь огня? Ты постарела немного, милая мама моя!» Свечи горели рубином, праздничный стол был накрыт. «Вот и дождалась я сына…» — ласково мать говорит. — Вот бы дождаться второго, счастье бы вновь обрела…» Сын отвернулся, ни слова… Взгляд свой отвел от стола. Вспомнил он лагерь суровый, вспомнил звериный оскал, Вспомнил убитого брата и ничего не сказал. Запах увядшей полыни. Мусор, пройди стороной! Спи, мой братишка любимый, спи, мой брательник родной… «Не шелестите каштаны», — ветер доносит с полей. Хочется матери старой вновь повидать сыновей.

ТЫ ОТЗОВИСЬ, МОЯ ОТРАДА

Нависли тучи, словно грозди винограда, Над моей больною головой. А где ж ты, где? Ты отзовись, моя отрада! Хочу по-прежнему я слышать голос твой. Я помню суд — там приговор выносят, Хотят лишить свободы на пять лет. Ты опустила свои черные ресницы, А слезы капали на шерстяной жакет. В этап далекий ты меня сопровождала И вслед этапу махнула мне рукой, А на прощанье крепко в губы целовала И говорила: «До свиданья, милый мой!» На Волге лед давно уж поломался, И с первым рейсом ушел наш пароход. Побег из лагеря весной не состоялся, Не жди, любимая, меня ты у ворот. Прошло пять лет, но я не изменился. Прошло пять лет, и кончился мой срок. И вот теперь домой я воротился, Покинул хмурый, пасмурный Восток. Июньским вечером экспресс к Москве подходит, И из вагона выхожу я на вокзал. Мой взгляд упорен, но любимой не находит, И тут я понял, что немного опоздал. Свобода — милая, чудесная награда. Прошел мой срок, тяжелый и большой. Ах, где ж ты, где? Ты отзовись, моя родная! Хочу по-прежнему я слышать голос твой.

ЖИЗНЬ МОЯ ЖИГАНСКАЯ

На свет родился я маленьким ребеночком. Отец работал, работала и мать. А я, мальчишечка, без всякого надзорища Пошел с блатными углы я принимать. Так потекла жизнь моя жиганская. Отец работает, работает и мать. А я, мальчишечка, без всякого надзорища Все дальше-дальше ходил я воровать. Отец узнал про жизнь мою пропащую, Он пригорюнился, ни слова не сказал. А мать, узнав про жизнь мою проклятую, Вдруг заболела и в больнице умерла. Остался в свете круглым сиротою, В вине я радость и горе утолял. Так, наливай же ты, братишка, русской горькой. Сначала выпью, потом на бан пойду! На свет родился я маленьким ребеночком. Отец работал, работала и мать. А я, мальчишечка, без всякого надзорища Пошел с блатными углы я принимать.

ВАНИНСКИЙ ПОРТ

Я помню тот Ванинский порт И крик парохода угрюмый. Как шли мы по трапу на борт, В холодные, мрачные трюмы. От качки страдали зека, Ревела пучина морская; Лежал впереди Магадан — Столица Колымского края. Не крики, а жалобный стон Из каждой груди вырывался. «Прощай навсегда, материк!» — Ревел пароход, надрывался. Будь проклята ты, Колыма, Что названа Черной Планетой. Сойдешь поневоле с ума — Оттуда возврата уж нету. Пятьсот километров тайга, Где нет ни жилья, ни селений. Машины не ходят туда, Бредут, спотыкаясь, олени. Я знаю, меня ты не ждешь И писем моих не читаешь. Встречать ты меня не придешь, А если придешь — не узнаешь. Прощайте, и мать, и жена, И вы, малолетние дети. Знать, горькую чашу до дна Пришлося мне выпить на свете. По лагерю бродит цинга. И люди там бродят, как тени. Машины не ходят туда — Бредут, спотыкаясь, олени. Будь проклята ты, Колыма, Что названа Черной Планетой. Сойдешь поневоле с ума — Оттуда возврата уж нету.

ЗДЕСЬ, НА РУССКОЙ ЗЕМЛЕ

Здесь, на русской земле, я чужой и далекий, Здесь, на русской земле, я лишен очага. Между мною, рабом, и тобой, одинокой, Вечно сопки стоят, мерзлота и снега. Я писать перестал: письма плохо доходят. Не дождусь от тебя я желанных вестей. Утомленным полетом на юг птицы уходят. Я гляжу на счастливых друзей-журавлей. Расцветет там сирень у тебя под окошком. Здесь в предсмертном бреду будет только зима. Расскажите вы всем, расскажите немножко, Что на русской земле есть земля Колыма. Расскажите вы там, как в морозы и слякоть, Выбиваясь из сил, мы копали металл, О, как больно в груди и как хочется плакать, Только птицам известно в развалинах скал. Я не стал узнавать той страны, где родился, Мне не хочется жить. Хватит больше рыдать. В нищете вырастал я, с родными простился. Я устал, журавли, вас не в силах догнать. Год за годом пройдет. Старость к нам подкрадется, И морщины в лице. Не мечтать о любви. Неужели пожить по-людски не придется? Жду ответ, журавли, на обратном пути.