Блатные и уличные песни

Семга Г. Ф.

ВЕСНА НАСТУПАЕТ

Весна наступает, как в сказке старинной, И звезды вмазаны в голубой небосвод. Как хочется слышать мне песнь соловьиную И видеть богатые виды природ! Так давай же подружимся с тобой хоть немного, Отбитое сердце в душе не согреть. Оно заблудилось, не зная дороги, Так прошу: отвечай, отвечай поскорей. Ответить не хочешь — пиши пару строчек. А может, ты связана с кем-то другим, А может. ты злишься и знаться не хочешь? Так давай по-серьезному поговорим. Не бери во внимание, что я каторжанин, Мужские ведь чувства таятся в груди, А я утомленный тоской и тревогой. Осталось немного еще впереди… Весна наступает, вся жизнь оживает, И птички из дальних краев прилетят, Но вечер весенний всю кровь будоражит, И слышатся звонкие песни ребят. Не бери во внимание, что я каторжанин, Мужские ведь чувства таятся в груди, А я утомленный тоской и тревогой. Осталось немного еще впереди…

ГОЛУБИ

Голуби летят над нашей зоной, Голубям

преграды в мире нет. Как бы мне хотелось с голубями На родную землю улететь. Но забор высокий не пускает, И колючек несколько рядов. Часовые с вышек наблюдают, И собаки рвутся с поводов. Вечер за решеткой догорает. Солнце тает, словно уголек. На тюремных нарах напевает Молодой уставший паренек. Он поет, как трудно жить без воли, Без друзей и ласковых подруг. В этой песне было столько горя, Что тюрьма заслушалася вдруг. Плачут в дальних камерах девчата, Вспоминая молодость свою, Как они когда-то и кому-то Говорили ласково: «Люблю…» Даже самый строгий надзиратель У стены задумчиво стоит. Только он один, паскуда, знает, Что парнишке ночь осталось жить. А наутро грянули засовы, Повели парнишку на расстрел, И последним было его слово: «Приведите сына повидать!» И по темным, узким коридорам Пробежал мальчишка лет пяти, Бросился на шею с криком: «Папа! Ты меня с собою забери!» Вы летите, голуби, летите, Вы летите в дальние края, Вы родимой матушке скажите, Что нет больше сына и отца…

ГОРЬКИЕ СЛЕЗЫ

Вешние воды бегут с гор ручьями, Птицы весенние песни поют. Горькими хочется плакать слезами. Только к чему? Все равно не поймут… Разве поймут, что в тяжелой неволе Самые юные годы прошли. Вспомнишь о воле, взгрустнешь поневоле, Сердце забьется, что птица в груди. Плохо, мой друг, мы свободу любили, Плохо ценили домашний уют. Только сейчас мы вполне рассудили, Что не для всех даже птицы поют. Вспомнишь о воле: былое веселье, Девичий стан, голубые глаза… Только болит голова, как с похмелья, И на глаза накатится слеза. Годы пройдут, и ты выйдешь на волю, Гордо расправишь усталую грудь, Глянешь на лагерь презренно глазами, Чуть улыбнешься и тронешься в путь. Будешь бродить по российским просторам И потихоньку начнешь забывать Лагерь, окутан колючим забором, Где приходилось так долго страдать.

СУДИЛИ ПАРНЯ

Шумел бушующий камыш, Судили парня молодого, Он был красив и молчалив, Но в жизни сделал много злого. Его хотели расстрелять, Он попросил у судей слова. Ему не смели отказать, Нет прав на это у закона. «Когда мне было десять лет, Я с родаками распрощался, Я стал курить и выпивать И со шпаною я связался. Однажды мы вошли в село, Где люди тихо мирно спали, Мы грабили один лишь дом И света в нем не зажигали. Когда же я зажег свечу… Тоя такое там увидел… О, Боже! Ты меня прости… Я сам себя возненавидел. Там на полу лежал отец. Он был убит моей рукою. Его уже остывший труп Был залит собственною кровью. А рядом с ним лежала мать В груди с кинжалом, умирая… С ее печальных грустных глаз Слеза хрустальная упала. А малолетняя сестра В кроватке тихо умирала… Она, как рыба без воды, Свой алый ротик открывала.» Шумел бушующий камыш, Судили парня молодого, Он был красив и молчалив, Но в жизни сделал много злого.

НИТИ ПАМЯТИ

Передо мной остатки древней старины, А нити памяти с прошедшим неразрывны, Но только мне воспоминанья не нужны, А все, что было между нами, мне противно. Ты в дни удачи одевал меня в меха, И я под елкой находила чувств презенты, Но незаметно подошла ко мне беда, И жизнь помчалась, будто в жуткой киноленте. Шум кабаков, меха и платья-декольте Пришлось сменить мне на сатиновую робу. И за окном пейзажи вижу я не те, А завтра снова гонят в дальнюю дорогу. Но ты остался непричастен ни к чему. Я лишь мечтала сохранить все наши чувства, А для чего, теперь сама я не пойму, Ведь без тебя в душе и в сердце стало пусто. Мне все равно, я жду какого-то конца. Забыть пытаюсь я конвой, этап и зоны, Но для чего ж храню я образ подлеца? Для чувства, видно, не написаны законы. И если ты придешь когда-нибудь ко мне, Блеснув беспечно вновь улыбкой златозубой… Теперь не снишься ты мне даже и во сне, И я, клянусь, что все, что было, позабуду!

А МНЕ ПЛЕВАТЬ

Я всю Россию прошагал, В шалманах пил, в притонах спал, Попал, братишки, в лагеря, а мне плевать! А мне плевать на белый свет, И до звонка мне скидки нет. А, значит, мне свободы не видать! Я медвежатник, крупный вор, И срок пришил мне прокурор. На всю катушку размотал, а мне плевать! Меня не купишь за калач, Я не какой-нибудь стукач, А значит, век свободы не видать! Стоит на стреме часовой, Он охраняет мой покой. Он для зека родная мать, а мне плевать! Закажут гроб, взведут курок. Короче жизнь — короче срок, А значит, мне свободы не видать. Я всю Россию прошагал, В шалманах пил, в притонах спал, Попал, братишки, в лагеря, а мне плевать! А мне плевать на белый свет, И до звонка мне скидки нет, А значит, мне свободы не видать!

МЕСТЬ

Это было летом, в жаркую погоду, Когда сидели мы под липкою в скверу. В твоих глазах метался пьяный ветер, И папироска чуть дымилася во рту. Ты подошла ко мне похабною походочкой И тихо на ухо шепнула мне: «Пойдем…» А через час, споивши меня водочкой, Ты завладела моим сердцем, как рублем. Я не был вором, а ты была блатная, Ты уркаганом сделала меня. Ты познакомила с малиной и наганом, Идти на мокрую не дрогнула рука. Нас было пятеро фартовых ребятишечек, И все барышники имели барыши. Четверых к стеночке поставили по делу, Меня ж надолго в тюрягу упекли. Брючата-чарльстоны, колесики со скрипом Я на халатик тюремный обменял. За эти восемь лет я много горя принял, И не один на мне волосик полинял. Так что ж стоишь, краснеешь и бледнеешь? А ты такая, как восемь лет назад, С такой же гордо поднятой головою… Так что ж, дешевка, опустила в землю взгляд?! Вот мчится, мчится «Черный ворон» По главной улице Тверской: Стоит там домик трехэтажный, Окрашен краской голубой… Вот прохожу я в перво зало, И что я вижу пред собой: Сидит там злой начальник МУРа И сам сердитый прокурор. Вот прохожу я дальше в зало, И что я вижу пред собой: Там сидит моя милашка, Она смеется надо мной: «Ах, смейся, смейся ты, зазноба, До освобожденья моего, А на свободу когда выйду Страшися гнева моего! Тебе я руки поломаю И набок голову сверну, Тебя, халяву, я порежу, А сам опять в кичман пойду. Пускай тогда меня осудят Хотя на пять, на десять лет, Но я и тем доволен буду, Тем, что тебя на свете нет!» Тюрьма, тюрьма, какое слово! Она позорна и страшна. А для меня — совсем иное, С тюрьмой я свыкся навсегда. Привык я к камере тюремной, Привык к висячему замку, Привык к решетке я железной, Привык к тюремному пайку. Сменял такси на «Черный ворон», В Таганку еду отдыхать. И на свободу мне не скоро — Я получил со строгой пять.

НЕ ДЛЯ МЕНЯ

Опять зима, опять пурга Метет, метелями звеня. Сойти с ума, уйти в бега — Теперь уж поздно для меня. От злой тоски не матерись, Сегодня ты без спирта пьян: На материк, на материк Ушел последний спецэтап. Здесь невеселые дела, Здесь горы дышат горячо, И память давняя легла Мне синей тушью на плечо. Не для меня цветут сады, Не для меня Днепр разлился. Девчонка с черными бровями — Она растет не для меня. Опять зима, опять пурга Метет, метелями звеня. Сойти с ума, уйти в бега — Теперь уж поздно для меня.

ЖИГАНКА

Я на свет родилася ребенком, Десять лет я девчонкою была, А когда миновало семнадцать, Я ругалась, курила и пила. Вспомню прошлое лето былое, Когда честной девчонкой была. Вспомню имя того хулигана, Кому первому честь отдала. Хулиганы все носят фуражки, На фуражках у них ремешки. Они носят пальто нараспашку, А в карманах стальные ножи. Я, жиганка, фасон не теряю, Юбку-клеш по колено ношу. С хулиганами часто бываю, Хулиганов я очень люблю. Как не вижу — по ним я скучаю, Как увижу — боюсь подойти Потому, что они хулиганы И имеют стальные ножи. А теперь я с вором, с хулиганом, Куда хочешь, туда и пойди. Заработаю денег задаром, С хулиганами вместе пропью. По ступенькам все ниже и ниже, По ступенькам я низко сошла… А родные по дочке скучают, Вспоминают родное дитя. Не ругайте меня, не браните — Не любить я его не могла. Как сумела, его полюбила, Ему первому честь отдала.

ЧЕРНЫЙ ВОРОН

Окрестись, маманя, маленьким кресточком, Помогают нам великие кресты. Может, сына твоего, а может, дочку Отобьют тогда Кремлевские часы. А ну-ка, парень, подыми повыше ворот, Подыми повыше ворот и держись. Черный ворон, черный ворон, черный ворон Переехал мою маленькую жизнь. На глаза надвинутая кепка, Рельсов убегающих пунктир. Нам попутчиком с тобой на этой ветке Будет только лишь строгий конвоир. А ну-ка, парень, подыми повыше ворот, Подыми повыше ворот и держись. Ой, черный ворон, черный ворон, черный ворон Переехал мою маленькую жизнь. А если встретится красавица молодка, Если вспомнишь отчий дом, родную мать, Подыми повыше ворот и тихонько Начинай ты эту песню напевать. А ну-ка, парень, подыми повыше ворот, Подыми повыше ворот и держись. Ой, черный ворон, черный ворон, черный ворон Переехал мою маленькую жизнь.