Бледный преступник
Шрифт:
– Но мы можем прождать понапрасну, - сказал Корш.
– А я и не утверждаю, что это беспроигрышный вариант. Охотясь на тигра, можно загнуть на дереве, и тигр убежит.
– А как быть с девушкой?
– продолжал Корш.
– Надеюсь, вы не собираетесь держать ее на улице день и ночь?
– Она может "работать" днем, - сказал Беккер.
– Днем или ранним вечером. Но, конечно, не в темноте, чтобы мы были уверены, что он увидит ее, а мы - его.
– Вы уловили мою идею.
– А как привязать сюда Фогельмана?
– Не знаю. Он кажется мне подозрительным, вот и все. Может быть, я ошибаюсь, но хочу все тщательно проверить.
Беккер
– Полицейский должен время от времени доверять своей интуиции.
Я узнал свои собственные банальные поучения.
– В конце концов мы сделаем из вас сыщика, - заверил я его.
* * *
Она слушала свои пластинки фирмы "Гигли" с упорством человека, поставившего своей целью лишиться слуха. Желания заводить и поддерживать разговор у нее было не больше, чем у железнодорожного кондуктора. Теперь я уже понял, что Хильдегард Штайнингер была более чем самодостаточна и, как мне казалось, предпочитала таких мужчин, у которых самолюбия не больше, чем у чистого листа писчей бумаги. И все-таки, несмотря на все ее недостатки, она меня очень привлекала. С моей точки зрения, она слишком много внимания уделяла цвету своих золотистых волос, длине ногтей и белизне зубов, которые она постоянно чистила. Она была слишком пуста, а уж эгоистична без всякой меры. Если бы ей пришлось выбирать, доставить ли удовольствие себе или кому-нибудь другому, она конечно же предпочла бы первое и при этом была бы уверена, что, доставляя удовольствие себе, делает счастливым весь мир. То, что одно вытекает из другого, с ее точки зрения, так же очевидно, как и то, что нога дернется, если ударить молоточком под коленной чашечкой.
Я уже шестой день находился в ее доме, и, как обычно, она приготовила на обед нечто совершенно несъедобное.
– Знаете, вы можете не есть это, - сказала она.
– Я всегда была плохой кухаркой.
– Я ведь не гость, которого пригласили на званый обед, - ответил я и съел почти все подчистую, но не из вежливости, а потому, что был просто голоден, к тому же еще со времен войны я взял за правило не быть слишком разборчивым в еде.
Наконец она закрыла патефон и зевнула.
– Я иду спать, - предупредила она.
Я отложил книгу, которую читал, и сказал, что и сам отправляюсь на боковую.
В спальне Пауля, перед тем как выключить свет, я несколько минут изучал карту Испании, прикрепленную к стене, на которой Пауль отмечал победный путь легиона "Кондор". Похоже, что в эти дни все немецкие мальчишки мечтали стать боевыми летчиками. Я уже укладывался в постель, когда в дверь постучали.
– Можно войти?
– спросила она, появляясь совершенно обнаженной в дверном проеме. Несколько мгновений она стояла там, освещенная светом из прихожей, - прекрасная богиня, которая хочет, чтобы я оценил, насколько пропорционально она сложена. Чувствуя, как все во мне напряглось, я смотрел, как она грациозно приближается ко мне.
У нее была небольшая голова и узкая спина, а ноги такие длинные, что казалось, она создана гениальным скульптором. Хильдегард шла, прикрывшись одной рукой, и этот застенчивый жест возбудил меня сильнее всего. Какое-то время я просто любовался округлыми очертаниями ее грудей. Размерами и своей идеальной формой они напоминали персик с маленькими, почти незаметными сосками.
Потом я наклонился вперед, отвел руку скромницы и, сжав крепко ее гладкие бедра, впился поцелуем в курчавившиеся глянцевитые волоски. Поднимаясь, чтобы поцеловать ее в губы, я почувствовал, как она решительно
Мы спали до тех пор, пока первые лучи солнца не начали пробиваться сквозь тонкие занавески. Проснувшись раньше ее, я был поражен холодным выражением ее лица, оно осталось таким же, когда она, открыв глаза, нашла мой пенис. Затем, повернувшись на спину, вытянулась на кровати и раздвинула свои ноги так, что я мог видеть, где зарождается жизнь, и потом я снова ласкал и целовал ее, перед тем как продемонстрировать все, на что я способен, вжимая себя в ее тело с такой силой, что в какое-то мгновение мне показалось - только моя голова и плечи принадлежат мне.
Наконец, когда в нас обоих ничего не осталось, она обхватила меня руками и плакала так долго, что мне почудилось, она вот-вот растает.
Глава 19
Суббота, 29 октября
– А я думал, что вам эта идея понравится.
– Я не уверен, что она мне не понравится. Просто нужно ее обмозговать.
– Вы ведь не хотите, чтобы она просто бесцельно болталась где-нибудь. Он сразу учует, что здесь что-то не так, и не подойдет к ней. Все должно выглядеть правдоподобно.
Я кивнул без особой уверенности, что он прав, и попытался улыбнуться малышке из Союза немецких девушек, которую нашел Беккер. Она была необыкновенно красива, и я не знаю, что больше всего в ней привлекло Беккера - ее храбрость или ее грудь.
– Ну, комиссар, вам же известно, - сказал он, - что эти девчонки постоянно торчат у стендов еженедельника "Штюрмер" на улицах. Они любят пощекотать себе нервы, читая истории о том, как еврейские доктора лишают девственности своих загипнотизированных немецких пациенток. Взгляните на это дело с такой точки зрения: во-первых, она не будет скучать, во-вторых, если Штрейхер и его люди замешаны в этом деле, они, конечно, скорее заметят ее у одного из стендов "Штюрмера", чем где-нибудь в другом месте.
Я тупо уставился на выкрашенный красной краской искусно сделанный стенд, который был изготовлен, вероятно, одним из читателей-поклонников газеты. На стенде крикливые лозунги: "Немецкие женщины! Евреи - это ваша гибель". Под стеклом три разворота текста. Уже то, что мы попросили девушку выступить в роли приманки, было само по себе плохо, а тут еще Беккер хотел, чтобы она забивала себе голову подобной ерундой.
– Наверное, вы правы, Беккер.
– Вы знаете, что я прав. Посмотрите на нее. Она все это уже читала. И готов поклясться, что ей это нравится.
– Как ее зовут?
– Ульрика.
Я подошел к стенду "Штюрмера", у которого стояла она, безмятежно что-то напевая.
– Ты знаешь, что тебе придется делать, Ульрика?
– спросил я. Стоя рядом с ней, я смотрел не на нее, а на карикатуру Фипса, изображавшую еврея-урода, нос у него был величиной в овечью морду. Человек не может быть таким, подумал я.
– Да, комиссар, - звонко сказала она.
– Вокруг полно полицейских. Ты их не видишь, но они все наблюдают за тобой. Ты поняла?
– Я увидел, как ее отражение на стекле кивнуло.
– Ты очень храбрая девочка.