Блеск власти
Шрифт:
Девочка быстро побежала вверх к дому. Елбаздук смотрел ей вслед, любуясь прелестным созданием.
За завтраком он спросил кунака:
– Что за шустрая девчонка живет в твоем доме? Это твоя дочь?
Хетэг помолчал, вздохнул и как-то тяжело из груди выдавил:
– Это моя боль, брат!
– Прости, что вызвал у тебя неприятное чувство.
– Это так, но и мне пора облегчить этот груз на душе беседой с другом. Кому как не тебе могу рассказать я о своем горе. Слушай, брат мой. Была у меня дочь Ирэ, красавица, умница и гордячка, вся в отца. В семье росла ласковой девочкой, но всякая девочка становится девушкой, а потом женщиной должна стать, вот и пришла пора моей дочери. Сваты не замедлили прибыть, жених достойный, один из
Ариф долго не звал свою новую жену к себе в спальню. Когда захотел ее увидеть, евнухи доложили, что у нее вырос живот. В положенный срок Ирэ родила девочку, которую назвали Тайдулой, что на тюркском языке означает «рожденная в доме дяди». Ариф, естественно, своим ребенком девочку не признал, а вернуть отцу не мог, ибо тот умер в пьяном угаре. Дочь мою определили выполнять грязную работу по дому, но гордость не позволила ей жить такой жизнью, и она решилась на побег. Не знаю, как она добралась с ребенком через наши горы, но когда я увидел ее на пороге своего дома, вид у нее был настолько печален, что не пожалеть Ирэ было нельзя. Что говорить о нашей народной молве, она жалеет только мертвых, да и то не всех, молва способна на все, но при мне сплетни плести боялись, а за глаза говорили и сочиняли многое, «добрые» люди доносили пакости до Ирэ. Горькое горе толкнуло ее броситься со скалы в бурные воды Терека. Нет предела и моему горю, не знаю, чем я прогневил Бога, что он дал такую судьбу дочке моей. У нас, христиан, не принято отпевать и поминать самоубийц, но я поминаю дочь и стараюсь заботиться о внучке, девочка растет красивая и смышленая.
– Это так, – поддержал кунака Елбаздук, – скажи еще раз, как ее зовут, а то старая голова не воспринимает сразу непривычных для уха имен.
– Тайдула. Я не стал менять девочке имя, ты знаешь наше поверье: имя, данное Богом при рождении, самое правильное и менять его нельзя, не то накличешь беду на человека. Я не хочу, чтобы она повторила судьбу своей матери. – Хетэг вздохнул и перекрестился на икону Божией Матери. – Мать наша, Пресвятая Богородица, принеси счастье девочке моей Тайдуле.
К обеду Елбаздук объявил сбор своей свите и повелел быть готовыми к отъезду завтра с раннего утра. Вечером за прощальным застольем кунаки сидели вдвоем.
– На следующий год, если все будет хорошо, буду идти назад, как только откроются перевалы. Заеду в гости отдохнуть после перехода через главный Кавказский хребет.
– Я обижусь, если ты не сделаешь этого. А позволь спросить тебя, кунак, кто этот юноша с раскосыми глазами, о котором ты так печешься и пристально следишь за его успехами и неудачами?
– Это мой воспитанник, я его аталык. Ты же знаешь наши обычаи, мы не воспитываем своих детей сами, но можем воспитывать детей своих соседей, стоящих выше нас по социальной лестнице.
На Кавказе много не говорят, каждый понимает с полуслова и лишних вопросов не задает. Не стал больше спрашивать и Хетэг.
– Судя по задаткам твоего воспитанника и по тому, как он их реализует, юноша этот может пойти далеко, – заключил осетинский князь.
Тепло разлилось по душе Елбаздука.
– Не хочешь ли ты, брат мой, отпустить с нами в поход своего сына Ахсара? Пусть посмотрит мир, наберется ума-разума, людей увидит разных, некоторые науки познает.
– Да… – задумался Хетэг, – спасибо за приглашение. Могу обдумать его?
– Конечно, да, я буду ждать твоего решения сколько нужно.
Ждать решения долго не пришлось, поездка была отложена только на один день. Хетэг снарядил сына, обнял друга и брата, перекрестил всех
Отряд приближался к Дарьяльскому ущелью. Чем ближе они подходили, тем громче слышался шум воды, это Терек гремел. Кидаясь на стоящие перед ним валуны, пытался сдвинуть их с места, но камни стойко сопротивлялись, разрывая и разбивая воду на бурные мутные потоки и брызги. Шум ревущей воды метался по узкому пространству меж гор, пытаясь улететь, но нависающие скалы возвращали его назад, там он усиливался, кружился, метался, бил по ушам людей и животных, вызывая оторопь, переходящую в страх.
Дорога медленно поднималась в гору, а горы все выше и выше тянулись к небу, теснее обступая реку. Воздух становился холоднее, ущелье мрачнее и мрачнее. Всем казалось, что солнца на небе никогда не было, лишь при внимательном взгляде вверх по синеве неба можно было представить, что где-то там, в поднебесье бродит пропавшее светило. Дальше дорога становилась круче, уводя путников ближе к облакам. Терек оставался внизу, продолжая свою яростную песню, потом вдруг нырнул куда-то в сторону, шум его стал удаляться, а путь закружил вдоль реки Байдарки, бегущей догонять Терек. На самом высоком перевале, когда дорога уже собралась спускаться вниз, путешественники увидели величественную, покрытую снегом гору, на макушке которой пристроились отдыхать два кучерявых облачка, отличавшиеся от снега легкостью и синевой.
Ночевали на перевале. Ночь окутала все вокруг холодом, но у костра под рассказы о великой и таинственной царице Тамаре из рода Багратионов было совсем не зябко. Почти до утра проводник-осетин с удовольствием повествовал о мудрости и щедрости царицы, о том, как она строила храмы и монастыри, одаривая монахов большими деньгами, отвергла своего первого мужа Юрия, сына русского князя Андрея Боголюбского, с которым у них не было детей, и вышла замуж за друга детства осетина Давида Сослана. Храбрец Давид все время воевал и богатую добычу полностью привозил жене, а она рачительно тратила ее на укрепление государственности Грузии. Рассказчик поведал и о любви великого поэта Шота Руставели к царице, которой он посвятил поэму «Витязь в тигровой шкуре». Узбек-Антанук внимательно слушал и понимал, как народ любит царей-созидателей. Прошло около ста лет со дня смерти Тамары, а люди с упоением рассказывают о том, что она построила, приписывая ей все были и небыли. Молодой хан неоднократно убеждался в этом на спуске с гор, ибо в каждом селении слышал новые легенды о мудрой Тамаре, ему показывали башни, мосты, храмы, которые строила великая царица.
Вскоре подошли к древней столице Грузии Мцхете, стоявшей некогда на красивейшем месте при слиянии двух рек Арагви и Куры, где был прекрасный монастырь святой Нины, просветительницы грузин. Все красиво, но от города остались одни развалины да несколько строений, больше напоминающих землянки. Отдохнуть после трудного горного перехода остановились позже в Тбилиси, городке небольшом, светлом и уютном. Принимали гостей по-кавказски, поили вином. Отмывали дорожную пыль в Абанотубани, в том самом месте, где еще в пятом веке охотился Вахтанг Горгасал – сокол его, сбив утку, упал с ней в горячий источник и сварился в нем. Именно в этом месте грузинский царь повелел построить новый город и основал здесь столицу.
Отдыхали неделю, охотились, пополняли запасы пищи и воды, и вновь – поход, но уже менее трудный. Пройдя Рустави, они оказались в Гарбаданской степи. Все селения, встречавшиеся им по дороге, выглядели плачевно после разрушительного похода на эту землю предка Узбека, хана Берке.
«Ну зачем разорять и разрушать города дотла? Доход приносят люди, которые бы жили здесь и сейчас, работали, создавали бы товар, торговали им, облагай их данью и живи всласть. Даже если люди сильно сопротивлялись и их пришлось убить, зачем разрушать жилища и орудия труда? На место уничтоженных придут другие, сразу начнут работать и давать прибыль, – думал Узбек, опустив голову. – Стану ханом, буду разумней!»