Блестящая будущность
Шрифт:
Чмъ крпче я завертывалъ ее, тмъ яростне кричала она и старалась освободиться; я длалъ все, что могъ, не отдавая себ отчета, безсознательно, пока не понялъ, что мы находимся на полу, подъ большимъ столомъ, и что въ дымномъ воздух носятся полуобгорлые клочья того, что за минуту было ея подвнечнымъ нарядомъ.
Тогда я оглядлся и увидлъ встревоженныхъ таракановъ и пауковъ, бгавшихъ по полу, и слугъ, сбжавшихся съ громкими криками. Я все еще насильно удерживалъ ее въ своихъ рукахъ, точно узника, который можетъ убжать; и я сомнваюсь, сознавали ли я и она, зачмъ мы боремся, и то, что она охвачена
Она была безъ чувствъ, и я не позволилъ ее трогать. Послали за докторомъ, а я держалъ ее все время, точно боялся, что если я ее выпущу, то огонь снова вспыхнетъ, и она сгоритъ. Когда я приподнялся съ полу по прибытіи врача, то былъ удивленъ, замтивъ, что об мои руки обожжены.
Осмотрвъ миссъ Гавишамъ, докторъ ршилъ, что ожоги хотя и серьезные, по сами по себ не представляютъ опасности; опасность заключается главнымъ образомъ въ нервномъ потрясеніи. Разспросивъ прислугу, я узналъ, что Эстелла находится въ Париж, и взялъ слово съ доктора, что онъ напишетъ ей съ первой же почтой. Семью миссъ Гавишамь я взялся извстить самъ, намреваясь увдомить одного только м-ра Матью Покета и предоставить ему, если онъ сочтетъ нужнымъ, извстить остальныхъ. Я такъ и сдлалъ на слдующій же день, черезъ Герберта, какъ только вернулся въ Лондонъ.
ГЛАВА XVI
Руки мои были перевязаны. Лвая рука обгорла до локтя довольно сильно; выше локтя до плеча ожоги были слабе: мн было очень больно, но я былъ благодаренъ, что не случилось худшаго. Волосы мои тоже обгорли, но голова и лицо были невредимы.
Когда Гербертъ създилъ въ Гаммерсмитъ и повидался съ отцомъ, онъ вернулся назадъ на нашу квартиру и сталъ ухаживать за мной. Онъ былъ нжнйшей сидлкой и въ опредленное время снималъ повязки, обмачивалъ ихъ въ прохлаждающую жидкость, стоявшую наготов, и снова накладывалъ повязку съ терпливой нжностью, за которую я былъ ему глубоко благодаренъ.
Моимъ первымъ вопросомъ было, конечно: все ли благополучно на рк?
— Я видлъ Провиса вчера вечеромъ, Гендель, — отвчалъ Гербертъ, — и говорилъ съ нимъ добрыхъ два часа. Знаешь ли, Гендель, онъ исправляется!
— Я уже говорилъ теб, что мн показалось, что онъ смягчился, когда я видлъ его въ послдній разъ.
— Да, это правда. Онъ былъ очень разговорчивъ вчера вечеромъ и разсказалъ мн еще многое изъ своей жизни. Помнишь, какъ онъ упоминалъ про женщину, съ которой ему было много хлопотъ. Что, теб больно?
Я вздрогнулъ, но не отъ его прикосновенія, а отъ его словъ.
— Я забылъ объ этомъ, Гербертъ, но теперь ты мн напомнилъ. Передай мн все, что онъ теб сообщилъ. Каждое слово.
— Ну, вотъ эта женщина судилась за убійство, и защищалъ ее м-ръ Джагерсъ, и благодаря слав, которую онъ заслужилъ этой защитой, имя его стало извстно Провису. Жертвой была другая и боле сильная женщина и между нею и убійцей происходила борьба — въ сара. Какъ она началась, неизвстно, но конецъ былъ печаленъ: женщина была задушена.
— Она была признана виновной?
— Нтъ, она была оправдана. — Мой бдный Гендель, я опять причинилъ теб боль!
— Нтъ, Гербертъ. Что же дальше?
— У
— Я хотлъ спросить…
— Погоди минутку, дорогой мальчикъ, — сказалъ Гербертъ, — и я сейчасъ кончу. Его злой геній, Компейсонъ, негодяй изъ негодяевъ, зная, что онъ прячется, и зная, почему онъ это длаетъ, воспользовался впослдствіи этой тайной, чтобы держать его въ нищет, и заставлять работать на себя, какъ негра. Мн стало вчера вечеромъ ясно, что это и есть причина ненависти къ нему Провиса.
— Я бы особенно желалъ знать, Гербертъ, говорилъ ли онъ теб: когда все это случилось?
— Постой, дай вспомнить. Онъ выразился такъ: добрыхъ двадцать лтъ тому назадъ и почти сейчасъ же посл того, какъ я связался съ Компейсономъ. Сколько лтъ теб было, когда ты встртился съ нимъ на кладбищ?
— Думаю, что мн шелъ седьмой годъ.
— Ай! Это случилось значитъ три или четыре года передъ тмъ; по его словамъ, ты напомнилъ ему маленькую двочку, таинственная потеря которой такъ его огорчила; она была приблизительно твоихъ лтъ.
— Гербертъ, — сказалъ я, посл краткаго молчанія, торопливымъ шепотомъ, — посмотри на меня.
— Гляжу, милый мальчикъ.
— Дотронься до меня.
— Дотронулся, милый мальчикъ.
— Ты не боишься, что я въ жару, или что моя голова разстроена происшествіемъ прошлой ночи?
— Н-нтъ, милый мальчикъ, — отвчалъ Гербертъ, зорко взглядываясь въ меня. — Ты возбужденъ, но въ полной памяти.
— Хорошо, что я въ полной памяти. — Знаешь ли ты, что человкъ, котораго мы укрываемъ на берегу рки — отецъ Эстеллы?!
ГЛАВА XVII
Посл моего разговора съ Гербертомъ, мною овладла лихорадочная увренность, что я долженъ выяснить дло; что я долженъ не откладывать его, но увидться съ м-ромъ Джагерсомъ и допытаться до истины.
На слдующій день, рано поутру, мы вмст съ Гербертомъ вышли изъ дому; я предоставилъ Герберту итти въ городъ, а самъ пошелъ въ контору.
Въ опредленные сроки м-ръ Джагерсъ и Уэммикъ просматривали и провряли конторскіе счета. Въ этихъ случаяхъ Уэммикъ приносилъ свои книги и тетради въ комнату м-ра Джагерса, а одинъ изъ писцовъ спускался въ нижнюю контору. Найдя этого писца сегодня утромъ на мст Уэммика, я понялъ, что Уэммикъ и Джагерсъ работаютъ вмст, и былъ этому радъ, такъ какъ хотлъ, чтобы Уэммикъ самъ слышалъ то, что я хотлъ сказать его хозяину.