Блестящая будущность

Диккенс Чарльз

Въ понедльникъ утромъ, когда Гербертъ и я, сидли за завтракомъ, пришло письмо отъ Уэммика слдующаго содержанія:

«Вальвортъ. Сожгите это письмо, какъ только прочтете. Въ начал недли, скажемъ, въ среду, вы можете сдлать то, что задумали, если не раздумали. Теперь сожгите».

— Я старался обдумать, какъ намъ лучше сплавить старика, сказалъ Гербертъ, — вдь Уэммикъ пишетъ объ этомъ дл, и придумалъ, что намъ лучше всего взять — себ въ помощники Стартопа. Онъ добрый малый, искусный гребецъ, любитъ насъ, энтузіастъ и честный человкъ.

— Я самъ думалъ объ этомъ.

— Но что собственно мы ему скажемъ, Гербертъ?

— Нужно сказать ему очень немного.

Пусть онъ думаетъ, что это шалость, но должна оставаться въ тайн, пока не наступитъ утро: тогда сообщимъ ему, что крайне необходимо доставить Провиса на иностранный корабль. Ты подешь съ нимъ?

— Безъ сомннія.

— Куда?

Посл многихъ тревожныхъ соображеній, я ршилъ, что почти безразлично, въ какой городъ мы направимся: въ Гамбургъ, Ротердамъ, Антверпенъ — лишь бы намъ покинуть Англію. Гербертъ согласился съ этимъ, и тотчасъ посл завтрака мы отправились на развдки. Мы узнали, что пароходъ, идущій въ Гамбургъ, всего лучше подойдетъ къ нашей цли, и на немъ и остановили свои мысли.

Устроивъ все это, я одинъ отправился домой. Тамъ я нашелъ письмо, адресованное на мое имя, очень грязное письмо, хотя и недурно написанное. Оно было доставлено не но почт и гласило слдующее:

«Если вы не боитесь прійти на старое болото, сегодня вечеромъ или завтра вечеромъ въ девять часовъ, и пройти въ домикъ у шлюзовъ около известковой печи, то приходите. Если вы желаете получить свднія о вашемъ дяд Провис, то приходите, никому не говоря ни слова, и не теряйте времени. Вы должны прійти одни. Захватите письмо съ собой».

Перечитавъ нсколько разъ эту записку, я написалъ Герберту карандашомъ нсколько строкъ, извщая его, что узжаю неизвстно на какой срокъ, чтобы провдать миссъ Гавишамъ, и немедленно пустился въ путь. Избгая «Синяго Вепря», я остановился въ боле скромной гостиниц и заказалъ обдъ, а самъ пока отправился въ домъ миссъ Гавишамъ. Она все еще была очень больна, хотя ей стало нсколько лучше.

Я помнилъ, что мстомъ свиданія назначенъ былъ шлюзный домикъ у известко-обжигательной печи на болотахъ въ девять часовъ. Туда я и отправился, такъ какъ времени у меня было въ обрзъ. Дойдя до указаннаго домика, я увидлъ въ немъ свтъ. Я поспшно подошелъ и постучался въ дверь. Дожидаясь отвта, я оглядлся и увидлъ, что шлюзы покинуты и сломаны, а домикъ — деревянный съ черепичной кровлей — недолго выдержитъ борьбу съ непогодой. Отвта изъ домика не послдовало, и я снова постучался. Отвта опять не было, такъ что я взялся за щеколду.

Дверь подалась и отворилась. Заглянувъ, я увидлъ зажженную свчу на стол, скамью и матрацъ на складной кровати. Такъ какъ наверху былъ чердакъ, то я закричалъ:

— Есть тутъ кто-нибудь?

Но ничей голосъ не отвтилъ на мой зовъ. Тогда я поглядлъ на часы и, увидя, что уже десятый часъ, опять закричалъ:

— Есть тутъ кто-нибудь?

Отвта опять не послдовало, и я пошелъ къ двери, не зная, что мн длать.

Пошелъ частый дождь. Ничего не видя передъ собой, я вернулся въ домикъ и сталъ въ дверяхъ, укрываясь отъ дождя и глядя въ темноту. Раздумывая, что вроятно кто-нибудь былъ здсь недавно и долженъ скоро вернуться, иначе свча не горла бы, я ршилъ посмотрть, какъ велика свтильня. Я повернулся и взялъ свчу въ руку, какъ вдругъ ее затушилъ сильный толчокъ и затмъ я почувствовалъ, что меня опутала стка, наброшенная сзади.

— Наконецъ-то, — проговорилъ сдавленный голосъ съ ругательствомъ, — я поймалъ тебя!

— Что это такое? — закричалъ я, сопротивляясь. — Кто это? Помогите, помогите! помогите!

Не только руки мои были крпко притянуты

къ моимъ бокамъ, но и веревки, врзываясь въ мою обожженную руку, причиняли мн сильную боль. Порою чья-то рука, порою грудь какого-то сильнаго человка заслоняли мн ротъ, чтобы заглушить мои крики; ощущая чье-то горячее дыханіе на своемъ лиц, я безпомощно боролся въ темнот, пока меня крпко привязывали къ стн.

— А теперь, — произнесъ сдавленный голосъ съ новыми ругательствами, — попробуй еще крикнуть — и я тутъ же покончу съ тобой!

Я замолчалъ, сознавая, какъ легко привести въ исполненіе эту угрозу, и пытался хоть слегка высвободить руку, но напрасно.

Человкъ неторопливо зажигалъ огонь. Въ то время, какъ искры сыпалисъ вокругъ него, я смутно видлъ его руки и лицо и понялъ, что онъ сидитъ, наклонившись надъ столомъ, но и только. Но вотъ фитиль вспыхнулъ, и я узналъ Орлика.

Его я мене всего ожидалъ увидть, — и теперь почувствовалъ, что нахожусь въ опасномъ положеніи, и не спускалъ съ Орлика глазъ. Онъ зажегъ свчу, потомъ поставилъ ее на столъ такъ, чтобы ему было меня видно; онъ сидлъ со сложенными руками и смотрлъ на меня. Я понялъ, что привязанъ къ крпкой лстниц въ нсколькихъ вершкахъ отъ стны. Лстница эта вела на чердакъ.

— Ну, вотъ, — сказалъ онъ посл того, какъ мы нкоторое время разглядывали другъ друга, — я поймалъ тебя.

— Развяжите меня. Отпустите меня!

— Какъ же! — отвчалъ онъ. — Такъ сейчасъ и отпущу. Жди, голубчикъ.

— Что вы хотите со мной длать?

— Я хочу, — отвчалъ онъ, ударяя изо всей силы кулакомъ по столу, — я хочу лишить тебя жизни.

Онъ пилъ водку, и глаза его были налиты кровью. Вокругъ шеи у него висла жестяная фляжка; я часто видалъ ее въ былые дни. Онъ подносилъ фляжку къ губамъ и наслаждался сильнымъ запахомъ спирта.

— Волкъ, — сказалъ онъ, снова складывая руки, — старый Орликъ собирается сказать теб кое-что. Ты виноватъ въ смерти своей сестры.

Въ ум моемъ съ непостижимой быстротой пронеслась вся картина нападенія на сестру, ея болзнь и ея смерть, прежде чмъ неповоротливый языкъ Орлика выговорилъ эти слова.

— Это ты убилъ ее, негодяй! — вскричалъ я.

— Говорю теб, что ты самъ виноватъ. Я подкрался къ ней сзади, такъ же, какъ сегодня къ теб. Я ударилъ ее и оставилъ замертво, и, если бы по близости была известко-обжигательная печь, она бы не ожила. Но это сдлалъ не старый Орликъ, а ты. Теб мирволили, а его обижали и били. Стараго Орлика обижали и били, слышишь! Теперь ты за это заплатишь. Ты виноватъ — ты и заплатишь!

Онъ все пилъ и свирплъ съ каждымъ глоткомъ.

— Волкъ, скажу теб еще кое-что — это ты на стараго Орлика наткнулся, у себя на лстниц,- помнишь, въ ту ночь?

Я увидлъ лстницу съ потухшими лампами. Я увидлъ тнь отъ тяжелыхъ перилъ, отброшенную на стн фонаремъ сторожа. Я увидлъ комнаты, которыхъ мн больше не суждено было никогда увидть, и всю мебель и обстановку этихъ комнатъ.

— А зачмъ туда попалъ старый Орликъ? Я скажу теб еще кое-что, волкъ. Ты меня почти что выжилъ изъ этого околотка, и я нашелъ новыхъ товарищей и новыхъ хозяевъ. Иные изъ нихъ пишутъ письма, когда мн нужно — слышишь? пишутъ за меня письма, волкъ! Они пишутъ на сто ладовъ, не такъ, какъ ты, дуракъ, умешь писать только на одинъ ладъ. Я твердо поршилъ лишить тебя жизни, посл того какъ ты прізжалъ на похороны своей сестры. Я не зналъ, какъ добраться до тебя, и долженъ былъ выслдить твои входы и выходы. Старый Орликъ сказалъ себ: такъ или иначе, а ужъ я доберусь до тебя. И что жъ! Искалъ тебя, а нашелъ твоего дядюшку Провиса, эге!