Блестящая будущность
Шрифт:
Эстелла сохраняла свой невозмутимый видъ и, не переставая вязать, только покачала головой.
— Я знаю, я знаю. Я не надюсь, чтобы вы когда-нибудь стали моею, Эстелла; я не знаю, что станется со мною въ ближайшемъ будущемъ; не знаю, куда мн придется ухать. Но все же я люблю васъ. Я васъ полюбилъ съ первой минуты, какъ увидлъ васъ въ этомъ дом.
Она невозмутимо на меня поглядла и, не переставая вязать, снова покачала головой.
— Было бы жестоко со стороны миссъ Гавишамъ, страшно жестоко воспользоваться чувствительностью бднаго мальчика и мучить меня вс эти годы пустой надеждой, если бы она подумала о важности того, что она длаетъ. Но я думаю, что она объ этомъ не подумала. Я думаю что изъ-за собственныхъ страданій она позабыла о томъ, какъ я страдаю, Эстелла.
Я видлъ, какъ миссъ Гавишамъ приложила руку къ сердцу, глядя поочередно то на меня, то на Эстеллу.
— Мн кажется, — начала Эстелла очень спокойно, — что существуютъ чувства, фантазіи, — не знаю, какъ ихъ назвать, — которыя я не въ состояніи понять. Когда вы говорите, что любите меня, я слышу слова, но не понимаю ихъ смысла. Вы ничего не затрогиваете въ моей груди, ничего не говорите моей душ. Меня ваши слова нисколько не занимаютъ. Мн нтъ до васъ никакого дла. Я пыталась предостеречь васъ отъ этого, сознайтесь, вдь это правда; правда?
Я съ несчастнымъ видомъ отвтилъ:
— Да.
— Да. Но вы не послушались предостереженія, потому что не поврила ему. Вдь правда?
— Я думалъ и надялся, что вы не можете такъ думать. Вы, такая молодая, неопытная и красивая, Эстелла! Это противно природ человка.
— Это не противно моей природ,- отвчала она.
И прибавила, напирая на слова:
— Это не противно той природ, которую во мн создали. Я длаю большую разницу между вами и всми другими людьми. Больше я ничего не могу сдлать.
— Правда ли, что Бентли Друмль находится здсь въ город и преслдуетъ васъ?
— Правда, — отвчала она, говоря о немъ съ равнодушіемъ и крайнимъ презрніемъ.
— Правда ли, что вы поощряете его и катаетесь съ нимъ верхомъ, и что онъ сегодня обдаетъ у васъ?
Она какъ будто удивилась тому, что мн все это извстно, но отвчала:
— Правда.
— Вы не можете любить его, Эстолла!
Тутъ только она пріостановила свою работу, отвчая нсколько сердито:
— Что я вамъ говорила? Неужели вы все еще не врите моимъ словамъ?
— Вы ни за что не выйдете за него замужъ, Эстелла?
Она поглядла на миссъ Гавишамъ, затмъ на свою работу и сказала:
— Почему не сказать ему правды? — Да, я выхожу за него замужъ.
Я закрылъ лицо руками, но овладлъ собой, не смотря на страшное горе, которое мн причиняли эти слова. Когда я отнялъ руки отъ лица, я увидлъ выраженіе страданія въ глазахъ миссъ Гавишамъ; оно тронуло меня, не смотря на собственное смятеніе и горе.
— Эстелла, дорогая, дорогая Эстелла, не дозволяйте миссъ Гавишамъ уговорить васъ на такой роковой шагъ! Устраните меня навки, — вы такъ и сдлали, я знаю, — но отдайте себя кому-нибудь боле достойному васъ, чмъ Друмль. Миссъ Гавишамъ отдаетъ васъ ему только ради оскорбленія и обиды, которыя это нанесетъ многимъ лучшимъ людямъ, любящимъ васъ, и немногимъ, любящимъ васъ отъ всего сердца. Среди этихъ немногихъ можетъ быть одинъ, который любитъ васъ такъ же сильно, хотя и не такъ долго, какъ я. Изберите его, и я перенесу это, ради васъ!
Моя горячность вызвала у нея удивленіе, какъ будто съ примсью состраданія.
— Я выхожу за него замужъ, — повторила она, боле мягкимъ голосомъ. — Приготовленія къ моей свадьб уже начались, и я скоро буду обвнчана. Зачмъ вы такъ оскорбительно затрогиваете имя моей нарченной матери? Я сама, по доброй вол, выхожу замужъ.
— По доброй вол выходите замужъ! Но вы забыли, какой это человкъ, Эстелла?
— За кого же мн выходить, — отвчала Эстелла съ улыбкой. — Неужели за человка, который скоро почувствуетъ (если только люди чувствуютъ эти вещи), что я нисколько его не люблю? Оставимъ это. Дло сдлано. Я довольна, и мужъ мой будетъ доволенъ. Что касается того, будто бы меня уговорили сдлать это, то, напротивъ того, миссъ Гавишамъ желала бы, чтобы я подождала еще и не выходила замужъ; но я устала отъ той жизни, какую веду, и жизнь эта мн совсмъ не нравится, а потому я охотно перемню ее. Не говорите больше ничего. Мы никогда не поймемъ другъ друга.
— Но онъ ужасный, ужасный человкъ! — въ отчаяніи настаивалъ я.
— Не бойтесь, я не дамъ ему счастія, — сказала Эстелла. — Этого не будетъ! Полноте! Вотъ моя рука. Неужели мы такъ разстанемся, мой пылкій мальчикъ… или мужчина!
— О, Эстелла! — отвчалъ я, и горькія слезы закапали на ея руку, — несмотря на вс мои усилія, я не могъ удержать ихъ, — если бы я даже и оставался въ Англіи и удержалъ бы свое мсто въ обществ, могъ ли бы я примириться съ тмъ, чтобы видть васъ женою Друмля!
— Пустяки, пустяки. Все это пройдетъ.
— Никогда, Эстелла!
— Вы выкинете меня изъ своей головы черезъ недлю.
— Изъ моей головы! Вы часть моего существованія, часть меня самого. Вы были въ каждой строчк, которую я когда-либо читалъ съ тхъ поръ, какъ сюда пришелъ, грубымъ, простымъ мальчикомъ, чье сердце вы уже и тогда поранили. Вы были въ каждомъ предмет, на который я смотрлъ: на парусахъ кораблей, на болотахъ, въ облакахъ, въ свт и мрак, въ втр и въ лсахъ, на мор и на улицахъ. Вы были воплощеніемъ каждой граціозной фантазіи, какая зарождалась въ моемъ ум. Эстелла, до послдняго часа моей жизни вы останетесь частью моей души, частью того немногаго добра, которое во мн есть, и частью зла. Но при нашей разлук я соединяю васъ только съ добромъ и буду вренъ вамъ всегда, потому что вы сдлали мн больше добра, чмъ зла, какъ ни тяжело мн чувствуется въ настоящую минуту. О, Богъ да благословитъ васъ, Богъ да проститъ васъ!
Я изрекалъ эти отрывистыя рчи въ какомъ-то упоеніи своемъ горемъ. Слова мои изливались, какъ кровь изъ внутренней раны. Я прижалъ руку Эстеллы къ губамъ, и поспшно удалился. Но всегда потомъ помнилъ, — и вскор затмъ имлъ на то немаловажную причину, — что въ то время, какъ Эстелла глядла на меня только съ недоврчивымъ удивленіемъ, мрачная фигура миссъ Гавишамъ съ рукой, прижатой къ сердцу, казалось какъ бы застывшей въ безмолвномъ выраженіи состраданія и раскаянія.
Кончено все, все кончено! Я такъ много потерялъ въ эту минуту моей жизни, что, когда я выходилъ изъ воротъ, дневной свтъ показался мн темне, чмъ онъ былъ, когда я въ нихъ входилъ. Нкоторое время я бродилъ по полямъ и боковымъ тропинкамъ, затмъ вышелъ на большую дорогу и пшкомъ пошелъ въ Лондонъ.
Было уже далеко за полночь, когда я перешелъ черезъ Лондонскій мостъ. Проходя по узкимъ переулкамъ, которые въ то время вели на западъ вдоль берега рки, я узналъ путь, по которому мн ближе всего пройти къ себ домой. Меня не ждали раньше завтрашняго дня, но у меня былъ ключъ отъ входной двери, и если Гербертъ легъ спать, то я могъ лечь, не безпокоя его.
Такъ какъ мн рдко приходилось такъ поздно проходить черезъ ворота и, такъ какъ я былъ весь въ грязи и очень утомленъ, то и не обидлся на то, что привратникъ оглядлъ меня съ большимъ вниманіемъ, когда пропускалъ сквозь ворота. Чтобы освжить его память, я назвалъ себя.