Блицкриг
Шрифт:
– Зато в темноте видит пасечник, - убеждал Фёдор, - Мне про это бабушка говорила.
Нападение на беззащитных в темноте пчёл тоже казалось ему неправильным.
– Не ходи если боишься, - презрительно усмехнулся Данька.
– Он рано ложится. Напьётся своей медовухи и дрыхнет до самого утра. У него и свет никогда не горит.
После такого обвинения в трусости нельзя конечно же было не пойти. Но едва только Данька собрался переворачивать один из ульев ногой, как стоявшему на страже Фёдору послышались шаги пасечника и даже примерещился его тёмный силуэт на крыльце дома, стоявшего на высоких сваях. На лице пасечника светились прорези глаз.
– Шухер, - громким, срывающимся от ужаса шёпотом, произнёс Фёдор и обдираясь о кусты и спотыкаясь в темноте, они рванули наутёк что было сил.
На следующий день на реке Данька при пацанах отвешивал Фёдору тумаки и окунал его головой в воду, цепко держа за шею холодными жёсткими пальцами. Весь прошлый вечер пасечник провёл в доме Кирилла Ивановича, которого разбил жуткий радикулит. Пчелиный яд помогал лучше всего в этих случаях.
– Ну что, видно там пасечника?
– вопрошал Данька, погружая Фёдора в воду, - Или может водяного посмотришь? Светятся у него глаза? Каким цветом? Синим? Зелёным?
Фёдор уже готов был даже заплакать. Войдя в благородный пацанский раж, Данька всё дольше и дольше удерживал его голову под водой. При мысли о том на что сподобится дальше и вовсе делалось страшно.
– Шухер, - вдруг крикнул кто-то из пацанов, - Пасечник.
Пацаны бросились с берега в рассыпную. Данька тоже бросил его и стремительно уплыл вниз по течению, оставив на берегу одежду. Освобождённый Фёдор жадно глотал воздух, размазывал слёзы, пытаясь сквозь них и стекавшую в глаза воду, рассмотреть пасечника. Показалось он был необычайно высокий и вокруг него дрожит воздух, а глаза и впрямь источают свет. Но когда он навёл резкость зрения, увидел только знакомую фигуру в мешковатых штанах и военной рубашке без погон с закатанными рукавами, удалявшуюся от берега. А прошло десять лет с того случая - Данька полез купаться по пьянке и утонул...
Тимур продолжал надрываться:
– А ну поднажми, братва. Толкай. Раскачивай. Шевелись. Быстрее. Быстрее.
Наконец, переругавшись, охрипнув, промокнув, испачкавшись, они вытолкали машину. Первый внедорожник выбрался из воды, за ним двинулись остальные.
– Поехали, - рявкнул Тимур.
Встряхнувшиеся после купания парни, весело переругиваясь, даже не обсохнув, одевались и рассаживались по местам.
– На кой чёрт и кому понадобилась эта дыра?
– сел обратно в машину Тимур. Вид у него был весьма раздражённый. Вода стекала у него с брюк, хлюпала в ботинках.
Фёдору Марковичу стало обидно за Васильково. Всё здесь: река, поле, луг, лес, каждое дерево, каждая травинка - воспоминание о детстве, святом для него времени.
– Знаешь какой тут воздух? Пить можно. А как соловьи здешние поют, слышал? А рыбалка? Купание? А звёзды в ясную ночь горят, будто костёр развели в небе...
– Понимаю. Как же. Я вот тоже купил себе хату в Красногорске. Новый дом. Вид. Район. Всё шикарно. Мечта. Но не то всё. Не то. Не хватает чего-то. А приеду бывает домой, сразу в сердце вступает. На глаз слеза наворачивается. Вроде и не город уже - помойка. Весь жилфонд аварийный. Контингент стрёмный, ночью не выйдешь на улицу. А всё равно оно своё всё, родное. Вот тут с ребятами первую папиросу раскуривали, вот тут с бухой в доску Танькой в первый раз...
Фёдор Маркович недоверчиво посмотрел на Тимура. Но как ни старался не мог представить его плачущим или испугавшимся вечером выйти из дому. И будто поняв, что перегнул палку в своих откровениях, Тимур заорал в окно:
– Ну быстрее, кому сказал. Вместо Хапка кто-нибудь сядьте за руль.
Наконец поехали. Прямо по полю. Машины поменялись местами. Они теперь ехали вторые. Застрявшая машина сзади.
– Смотри только куда прёшь, - намыливал Тимур шею водителю.
– Останемся без колёс, тоже будешь потом говорить, что покойник привиделся.
Насупленный малый за рулём их машины насупился ещё больше и крепче сжал руль, хотя и так старался ехать аккуратно как мог это делать по бездорожью. Но вот выбрались от берега на просёлок и понеслись вскачь, словно пришпоренные, прыгая на ухабах, из которых и состояла дорога. Швырять стало так, что Фёдор Маркович решил пристегнуться, на всякий случай, да и чтобы не биться головой о крышу машины и не прикладываться лбом к стёклам. Только Тимур со своей массой сидел как влитой, лишь слегка раскачиваясь.
Помчались по деревне, распугивая сельских призраков, прятавшихся за покосившимися заборами и скривившимися ставнями. Иные дома выглядели так будто стояли уже из последних сил. В одном месте повстречался загнутый вопросительным знаком старик с палкой. Застыл в калитке, провожая их бессмысленным взглядом. Тимур снова привёл в движение губные массы.
– Ну что за гиблое место?
– брюзжал он.
– Заповедник для алкашни.
Фёдор Маркович промолчал, только сощурил глаза, стиснул зубы. Он помнил эти места совершенно другими. Обидно и больно за нынешнюю их убогость и заброшенность. Здесь было большое колхозное хозяйство. Всё потом растащили и пропили. Местные померли или спились, почитай превратились в тех же мертвецов, живых только с виду. Кто поумней и помоложе в города уехал на заработки, связался с бандитами.
Ну, ничего. Ничего. Всё уже практически решено. Осталось только с пасечником уладить вопрос. Повыгоняют тогда отсюда всех этих пьяниц, продавших землю свою за бесценок, фактически за несколько пузырей водяры. Снесут эти мерзкие халупы и выстроят на их месте коттеджи. Проложат дороги, протянут коммуникации. На берегу реки, где была пасека поставит элитные особняки с флигелями для прислуги.
И назовут посёлок совсем по-новому, как подобает. Блюботтлэнд. Земля синих васильков. И станут здесь жить нормальные приличные люди, с деньгами, с доходами, культурные, умеющие ценить красоту. Преобразится сторона его до неузнаваемости. Расцветёт, станет лучше прежнего. Загремит на весь мир.
– Вы ещё не были там? Рекомендуем. Шикарное место. Спа-резорт. Мы уже приобрели себе коттедж в собственность.
Прошло тридцать лет. Но раньше он приезжал сюда каждое лето. Воспоминания оживали.
Вот в этом доме жил Лёха по кличке Чахлый. Наглый драчливый парень, от которого робкому Феде постоянно доставалось на орехи. Приходилось таскать для него папиросы у деда. После этого они как бы становились корешами. Ненадолго. Чахлый дозволял общаться с собой на короткой ноге и даже звал на посиделки в компанию старшаков, пивших самогон или пиво и куривших добытые им сигареты. В такие дни Федя возвращался домой в невероятно приподнятом состоянии духа. И даже если дома влетало от деда, заметившего пропажу своих папирос, это не портило настроения. Плохо было то, что на следующий день Чахлый если и замечал его, то снова только затем, чтобы надавать оплеух.