Близнецы на вкус и ощупь
Шрифт:
Мерида — способная, манящая, восхитительно острая под тёплой улыбкой, смела его, как песчаная буря — бархан. Она не имела ничего общего с романтичной забитой Холлой, не считая лица и любви к зельям. Мерида была Джорджу не по зубам, но они были достойны друг друга.
А во что бы он превратил жизнь этого нежного существа, если бы так и не узнал про Обливиэйт?
«Ты меня спасла или всё же уничтожила, миссис Фадж?»
— Холла, этот опыт нужен. Зачем-то, — парень потряс её кисти в своих руках. — Иначе потом ты совершишь целую
— Джордж! — из двери вдруг вылетела Гермиона. — Я нашла!
— Пошли со мной, — Уизли, не теряя ни мгновения, потащил Холлу внутрь.
…
Неуверенно глянув на рейвенклонку, Грейнджер выбрала не задавать вопросов и повела пару за широкий стол в дальнем конце библиотеки, энергично минуя редких молчаливых посетителей. До того, как зачитать из распахнутой по центру книги «Осложнения от заклинаний, воздействующих на сознание», лежащей по центру, Гермиона на всякий случай лишний раз выразительно посмотрела на Джорджа, красноречиво вскинув густые брови: «А она тоже посвящена в твои секреты?» Тот коротко кивнул, угадав вопрос.
— «Применение Обливиэйт для обнуления воспоминаний о человеке, к которому испытываются любовные чувства, категорически запрещено!» — Гермиона водила пальцем по бумаге, — «Возможные реакции: потеря силы связующих эмоций и восприимчивости органов чувств, повышенная вспыльчивость, антисоциальное расстройство личности, обесцвечивание…» — да тут список на пол страницы! — присвистнула пятикурсница.
«Отмена производится посредством Фините Инкантатем через обратную девятку. Синдром отмены: лавинообразное возвращение утраченных эмоций на период до полутора часов. Дальнейшее перманентное возвращение восприимчивости органов чувств в шкалу спектра в пределах нормы. Восстановленный опыт забытых любовных переживаний впечатывается, изменяя личность, сформировавшуюся на момент снятия заклинания, и становится от неё неотделим, словно был прожит в действительности.
Неполный список последующих реакций, длящихся от одних суток до трех недель, включает в себя: искажение восприятия, прилив асоциальности, повышенную чувствительность, временные провалы в памяти, спутанность мыслей, головную боль, вспышки агрессии и пр. (не изуч.). Побочные эффекты и их продолжительность разнятся в зависимости от объёма изменений, которые претерпела личность за промежуток утери воспоминаний.
Последствия отмены заклинания спустя более, чем через 5 лет после наложения, недостаточно изучены. Возможные риски могут включать умопомешательство, депрессию, сексуальную аддикцию, саморазрушающие практики (не исключая мазохизм)».
— Шкалу спектра в пределах нормы… — пробубнил Джордж. — То есть вы всегда видите закат настолько красивым?
Холла и Гермиона переглянулись.
— А разве закат — не самое прекрасное, что ты способен увидеть, живя в Хогвартсе? — спросила Гермиона. Холла лишь обдумывала иное: откровение о Джордже, которое ей принесла зачитка данного фрагмента.
— Я никогда его не замечал.
То есть вспышки ярости, цинизма, обидчивость и резкость, всё, чем он запомнился на старших курсах, — последствия непрожитых эмоций, запертых Обливиэйтом… И уже который год младший Уизли слеп и туп, и не только на зрение и другие органы чувств: захирела нормальная человеческая
Джордж ощутил безмолвную чернильную пустоту в груди, словно его обокрали, лишили части самого себя, и эту потерю никакой волшебной полиции никогда не вернуть обладателю. Жасминовая Гермиона грустно улыбнулась, когда отсутствующий несколько секунд взгляд Джорджа сфокусировался на ней. Парень теперь обязан ей по гроб, девушка брата практически спасла его жизнь. Всё будет теперь хорошо, всё обязательно наладится. Новое, давно забытое чувство благодарности к кому-либо, кроме Фреда, растеклось в груди, согрев бьющееся аритмично сердце. Джордж шагнул и поцеловал Гермиону в лоб, нежно сжав её шею сгибом локтя.
— Ты — золото. Ты станешь великой волшебницей.
Смущённая Грейнджер припорошила розовое лицо волнистой чёлкой, опуская глаза.
Увлекая за руку рейвенклонку, Джордж направился вон в поисках спокойного угла. Он точно знал, что делать теперь.
***
— Ты многого не знаешь. Да и что там, и я не знал до прошлой недели. Мне кажется, я обязан тебе все извинения мира…
Пара опустилась на каменную скамью между двумя пролётами двигающихся лестниц: тут никто не задерживался надолго, а портреты висели слишком высоко, чтобы подслушивать. Холла смотрела внимательно в ставшее в деталях знакомым после дейтинга лицо: Джордж был дёрганый, нервный, часто моргающий, но почему-то именно сейчас взрослый, словно впервые стоял на ногах, а не держался за стену.
— Мне не хватит сейчас сил объяснить тебе всё по порядку. Боже, эти лестницы всегда так скрипят? — недовольные рыжие брови соединились по центру в складочке. — Я больше не буду преследовать тебя, я, кажется, свободен. Моя увлечённость была результатом магии, которую на меня наложили. Теперь её нет.
Парень перебирал пальцы Холлы, переживая, как всё это звучит. Практически словно «да и не любил я тебя никогда на самом-то деле». Но она понимала. Ещё бы пару лет, и последствия отмены заклинания могли бы быть катастрофичными. Может, весь этот конфликт, сыгравший в итоге самую важную роль в разоблачении магии, стоил того, чтобы спасти близнеца?
Уже без розовых очков Холла понимала, что не существовало сценария, в котором она могла бы остаться пламенем в душе Фреда, что умалчиванием Джорджа, что без него.
Все обрублено: её иллюзии, Джорджево заклятие, Фредова беспечность. Одним махом распадается гордиев узел.
Они сидели на скамье — ненужные, вычеркнутые, и от этого впервые обретающие подлинную идентичность.
«Кто без тебя я? Есть ответ.
Я без тебя — малиновый рассвет.
А ты, кто ты?
Я поле, где растут колосья и цветы.
Я полный чан, во мне нет пустоты».
— Не сейчас, но… я обязательно расскажу тебе эту историю трёхлетней давности. А знаешь, что, — воодушевился Джордж, — давай встретимся в следующем году здесь же! Десятого сентября. И я всё выдам. Я чувствую, что задолжал тебе слишком много объяснений. Годится? — он улыбнулся. Впервые с тех пор, как собирал для неё букет в теплице.
Губы рейвенклонки тоже несмело ползли вверх, голубые глаза встречали его всё ещё беспокойный, но ясный взгляд ободрением.