Боевой гимн
Шрифт:
— Все двигатели работают отлично, температура держится в норме, — сообщил ему Федор.
Джек до сих пор диву давался, имея дело с этим техническим чудом. Фергюсон каким-то образом ухитрился сделать так, что часть горячего воздуха, исходившего от двигателей, поступала на четыре установленных в кабине датчика, так что было сразу видно, какова температура машины. Эти датчики были не так точны, как термометры, прикрепленные непосредственно к двигателям, поэтому время от времени Федор должен был вылезать из кабины и по узким мосткам подползать к ним, чтобы сверить показания датчиков, а при необходимости и провести ремонт.
Нос корабля продолжал подниматься, и когда угол наклона составил сорок пять градусов, Джек зафиксировал руль высоты, так как при большем крене дирижаблю грозило падение. Земля быстро удалялась от них, и последним, что он успел заметить, была фигура Пэта, махавшего им вслед рукой, в которой была зажата бутылка водки.
Пол дирижабля слегка дрожал у них под ногами, и на лице Джека выступил пот, а к горлу подкатила тошнота. Он распахнул носовой иллюминатор, и в кабину хлынул прохладный воздух; два передних пропеллера служили мощными вентиляторами. Взяв лево руля, Джек медленно развернул корабль на юг. Их путь лежал через Великое море на юго-восток.
Дирижабль продолжал покачиваться на ветру. Не в силах дольше сдерживаться, Джек высунул голову в боковой иллюминатор, и его вырвало. Хватая ртом воздух, он успел заметить, как Пэт расхохотался и отхлебнул из бутылки.
— Чтоб тебя накрыло моей блевотиной, — простонал Джек. Вытерев пот со лба, он направил «Летящее облако» заданным курсом, стараясь не думать о том, что их ждет впереди.
Джим Хинсен буравил взглядом трясущегося от страха рабочего, стоявшего перед ним.
— Так ты утверждаешь, что все готово к побегу?
— Да, гакка.
— Ты знаешь подробности?
— Нет, гакка. Знаю только, что побег назначен на эту ночь. Чернокожие — я слышал, как двое из них говорили об этом. Я справлял большую нужду за угольной кучей, и они меня не видели.
Хинсен с трудом сдержал довольную улыбку. «Гакка» было почтительным обращением к члену орды, и то, что чин употребил его в разговоре с ним, свидетельствовало о неслыханно высоком статусе Джима.
— Ты ведь не забыл, что завтра Праздник Луны? Если ты солгал мне, я позабочусь о том, чтобы ты попал на стол Карги.
Чин задрожал, как осиновый лист. По сравнению с изуверствами, которыми развлекал себя Карга, смерть на медленном огне была желанным исходом.
— Кто их вождь?
Рабочий замешкался с ответом.
— Кто? — взревел Джим.
— Янки.
— Шудер?
Чин неуверенно поднял на него глаза.
— Один из этих черных сказал: «Янки отдал приказ». Больше я ничего не знаю, гакка.
Хинсен улыбнулся. Десять лет он ненавидел этого человека, и скоро его мечты о мести претворятся в жизнь!
— Если все это правда, тебя освободят от работы на «беличьем колесе». Если же нет… — Не закончив фразы, Джим жестом отослал чина из комнаты.
Хинсен принялся обдумывать свои дальнейшие действия. Он не мог просто сообщить Карге эту новость. Если он так поступит, а слова чина обернутся ложью, Джиму придется дорого за это заплатить. Если рабочий сказал правду, то Карга припишет себе всю заслугу в раскрытии заговора, и Хинсен останется ни с чем. Но он не мог идти и к Гаарку, не зная, вранье все это или нет.
У него был еще один вариант — самому отправиться на фабрику. По распоряжению кар-карта Хинсен был свободен в своих перемещениях и мог это сделать, но одно его присутствие в лагере вызвало бы пересуды. Если Ганс и впрямь задумал устроить сегодня побег, то появление Хинсена заставит его переменить свои планы, и Джим опять-таки окажется с пустыми руками. Нет, лучше дождаться темноты. У него будет еще полно времени для действий.
Гаарк зашевелился и высвободился из сонных объятий своей наложницы. До заката оставалось совсем немного, и он сел в кровати. Какое-то смутное предчувствие опасности нарушило спокойное течение сна кар-карта. Одеваясь, он никак не мог избавиться от мысли, что в самом скором времени его ждут непростые испытания.
— Поднимайте крышку.
Григорий бросил взгляд на наблюдателя, стоявшего сбоку от печи, и тот знаком показал, что все в порядке. Единственный надсмотрщик в цеху был в этот момент далеко от них.
Рядом с Григорием стоял Кетсвана, в его глазах светилось волнение. Один из помощников зулуса поддел ломом известняковую плиту, землекоп, находившийся внизу, вытолкнул крышку наверх, и Григорий присел у открывшегося проема.
— Ну, что там?
— Нам осталось прорыть последние пару футов.
Григорий шумно выдохнул и перекрестился.
— Да поможет нам Перм.
Григорий кивнул Лину, они спустились по лесенке в подземный ход и поползли на четвереньках вперед. Суздалец полз первым, предупредив Лина, чтобы он случайно не врезался в какую-нибудь подпорку. Когда они добрались до пологого подъема, ведущего к складу, Григорий увидел своего человека. Ко лбу землекопа был прикреплен тускло светивший фонарь.
— Сколько осталось? — спросил Григорий.
— Фут или два. Еще недавно было слышно, как они там ходят. По-моему, склад только что закрылся на ночь.
Григорий оглянулся на Лина, чье лицо едва различимым пятном белело позади него.
— Мы сейчас прорубимся наверх. Ты поднимешься вместе с нами, и если там кто-то есть, постарайся сразу заговорить ему зубы, иначе может начаться паника и нам всем крышка. — Он снова повернулся к землекопу. — Давай.
Тот выпрямился и резкими движениями начал прорывать путь наверх. Григорий поежился. Если кто-то оставался внутри склада, он не мог не услышать этого шума, разве что был уж совсем глухой. Вот будет здорово высунуться из дыры в полу и увидеть перед собой физиономию бантага! Землекоп продолжал копать, на головы Григория и Лина сыпалась глина. Время от времени человек Кетсваны откладывал лопату в сторону и голыми руками отбрасывал землю себе за спину, после чего вновь вгрызался в глинистую почву.