Богдан Хмельницкий
Шрифт:
Довольно обманывать нас, довольно считать нас глупцами! Полякам, за их всегдашнее
вероломство, никто в мире не поверит; было время — мы соглашались на мир, из
уважения к королю, который всегда в душе имел противное тому, что показывал на вид.
Пусть знает Польша, что мы не войдем с нею в дружеские договоры, пока она не
откажется от целой Руси. Пусть поляки формально объявят русских свободными и
тогда мы будем жить с вами, как друзья и соседи,
напишем клятвенный договор на вечных скрижалах. Но я знаю, пока в Польше будут
властвовать паны — не быть миру между русскими и поляками».
Ляндекоронский удалился из Чигирина х).
Посольство в Москву было успешнее для поляков. Униженные просьбы и лестные
обещания Яна Казимира склонили Алексея Михайловича оказать великодушиеПосол
императора австрийского, принявшего в этом деле роль посредника, Алегретти,
природный славянин из Рагузы, объясняясь кстати по-русски, умел подействовать на
бояр и духовных. Патриарх Никон, с своей стороны, убеждал царя помириться с
поляками и обратить оружие на шведов, чтобы отнять Ливонию и земли, издавна
принадлежавшие Великому Новгороду. Царь имел повод к неудовольствиям против
шведов. В то время, когда он считал себя уже государем завоеванной Литвы, литовский
гетман, Януш Радзивилл, поддался шведскому королю, и таким образом Карл-Густав,
казалось, вырывал у московского государя его приобретения. Царь отправил своих
полномочных в Вильну, где с полномочными Речи-Поснолитой, в сентябре 1656 года,
заключили трактат, по которому Речь-Посполитая обязывалась по смерти Яна
Казимира избрать на польский престол Алексея Михайловича, а Алексей Михайлович,
считая уже Польшу как бы своим достоянием, обещался защищать ее и обратить
оружие против шведов, бывшихъ
Ч Hist. ab. exc. Wlad. IV, 244.
39*
612
своих союзников *). Украинский летописец 2) говорит, будто на зтом съезде послов
было постановлено, что царь примет на себя долг усмирить и подчинить Козаков
власти Короны Польской, которая будет ему принадлежать, а в другом месте сам
отрицает это. Видно из всего только, что такое мнение господствовало в Украине.
Хмельницкому и вообще козакам было очень не по-сердцу разрыв Московского
Государства со Швециею; он парализовал планы козацкого гетмана, которому хотелось
бы, напротив, чтоб Москва воевала до конца Польшу вместе со Швециею и
дружелюбно поделилась с нею приобретениями. От этого, когда приехал в Чигирин
один московский гонец, то его не допустили до гетмана, а писарь вырвал у него письмо
«сердитым обычаемъ» 3). Но делать было нечего.
Хмельницкий послал на виленский съезд своих послов 4), которые должны были
говорить в пользу Южной Руси, но коммиссары царя Алексея Михайловича
напоминали им, что Хмельницкий и козаки—подданные, а потому не должны
осмеливаться подавать голоса там, где решают их судьбу посланники государей 5). Они
принуждены были уехать еще до окончания переговоров.
В Украине, между тем, умы была в волнении. Распространился слух, что Украину
отдают Польше. Воротившись восвояси, козацкие посланники, как потом рассказывал
московским послам отец писаря Выговского, Евстафий, в присутствии старшины
бросились к ногам гетмана, плакали, обнимали его ноги п вопили:
«Погибло войско запорожское! Нет нам помощи ни откуда! Негде головы
преклонить! Мы не знаем подлинно, какой уговор постановили царские полномочные
послы с лядскими коммиссарами. Царские послы нас и в посольский шатер не
впустили; мало того, до шатрц, издалека не пускали, словно -псов в церковь Божию. А
ляхи нам по совести сказывали, что у них учинен мир по поляновскому договору, чтоб
всей Украине с войском запорожским быть попрежнему во власти у них, ляхов. А если
войско запорожское, со всею Украиною, не будет в послушании у ляхов, так царское
величество будет ратыо своею помогать ляхам и бить войско запорожское».
Хмельницкий, услышавши это, пришел в умоизступление, взбесился так,— по
выражению старика Выговского, — как христианину поступать не годилось. Он
говорил козакам в утешение: «Не печальтесь, детки, треба отступить от царя; пойдем
так, как повелит вышний владыка; будем и под бусурманским государемъ—не то что
под христианским!» И он тотчас собрал полковников на раду. По уверениям Евстафия
Выговского, сын его писарь валялся в ногах у Хмельницкого и просил оставить злобу
против Москвы, тем более, что слухи о договоре с поляками еще могут быть неверны.
Хмельницкий был непреклонен, ругался, бесился, проклинал Москву и грозил ей.
Сошлись полковники. По представлениям писаря, они заключили: «Невоз-
*) Поли. Собр. Зак., I, 405—410, 411.
2)
Летоп. Величка, I, 272, 366.
3)
Акты ИО. и 3. Р., Ш, 549.
4)
Летоп. Самов., 26.
5)
Истор. Мал. Росс., т. II, прим. 60.
613
ложное дело, чтобы царь, показавши свое милосердие над нами, отдал бы нас опять