Бои местного значения
Шрифт:
И только здесь доселе молчавший Лихарев сказал своим нормальным голосом:
– Прошу прощения за пережитые неприятности, Иван Афанасьевич. Выходите.
Сидевший слева от Буданцева «чекист» без дополнительной команды расстегнул наручники.
– М-да, – только и сказал сыщик, ступив на покрытую грязным, истолченным в скользкую кашу снегом брусчатку. – Дела с вами иметь – себе дороже.
– Свободны, ребята, – бросил Лихарев своим помощникам, вежливо придержав Буданцева под локоть, направил его в нужный подъезд и уже на
Глава 25
В тесной от заполнивших ее людей дежурной комнате, освещенной желтым светом сорокасвечовой лампочки, лучи которой вдобавок вязли в клубах табачного дыма, из-за невысокого деревянного барьерчика поднялся навстречу полноватый плохо выбритый милиционер с тремя синими квадратиками на петлицах шинели.
И Шестаков, рванув руки так, что державшие их люди чуть не отлетели к стенам, заорал прямо в лицо этому усталому от суточного дежурства провинциальному служаке:
– Вы что себе позволяете, придурки, мать вашу так, так и еще три раза наоборот?! Я вас, раздолбаев, законопачу так, что Магадан Сочами покажется. Вы у меня…
Кричать громовым голосом и ругаться виртуозным флотским матом, вызвавшим оторопь и удивление у наивных, круглоглазых, только что и умеющих старательно «окать» и неостроумно употреблять в дело и не в дело три известных слова аборигенов, Шестакову не составляло труда. Хорошо помнилась балтийская служба, да и учинять разносы директорам заводов и начальникам главков он тоже наловчился.
Это с рабочими и младшими итээрами нарком был сдержан и вежлив, а «командирам производства» спуску не давал, обучившись этой номенклатурной дипломатии у самого Орджоникидзе, который, как известно, в случае чего и рукоприкладством не брезговал.
– А ну пусти, сволочь! – он еще раз дернул рукой, освободился из ослабевших от растерянности пальцев милиционера, выхватил из внутреннего кармана удостоверение, махнул перед носом дежурного.
Удовлетворившись произведенным эффектом, уже спокойнее протянул его, раскрытое.
– Читай, деревня!
Дежурный прочитал. Дернулся инстинктивно, будто пытаясь неумело отдать честь. Забормотал что-то. Слишком силен был страх перед всесильным Центральным аппаратом, чтобы остались силы вспомнить, какие инструкции он получал, что там говорилось в областном циркуляре о всесоюзном розыске какого-то Шестакова.
Да и не одна такая ориентировка пылилась в ящиках стола, за год их накопилось незнамо сколько, где значились и беглые из лагерей карманники, и солидные воры, и покинувшие места высылки спецпоселенцы, алиментщики даже. Запомнить их все явно не под силу было не только провинциальному милиционеру. Тут нужен был знаменитый сыщик Путилин, который, по слухам, знал наизусть всю картотеку московского департамента полиции.
– Сиди, – махнул рукой Шестаков, сам опустился на лавку у стены, морщась от боли, стал стягивать сапог. Край портянки, штанина и голубые кальсоны промокли вишневой кровью. Посередине голени зияла глубокая рана, на дне которой, кажется, просвечивала обнаженная кость.
– Вот кретины, – словно бы ни к кому не обращаясь, но отмечая, что слушают его внимательно, сказал Шестаков. – Хотел им, дуракам, помочь, а вместо этого… Ну, чего вылупился?! – снова рявкнул он на дежурного. – Бинт какой-нибудь есть и йод тоже?
– Сейчас, мы сейчас… Виноградов, бегом в «Скорую»! Там Зинка Щукина дежурит, чтоб сейчас здесь была!
И обратился к наркому непосредственно:
– Ну, так вот получилось, кто же знал? Темно, крик, стрельба, своих-то они всех знают, а тут обмишурились, за сообщника приняли… Болит-то сильно?
– Нормально болит. Пускай «наган» отдадут. Дай, номер посмотрю, а то чужой подсунете, а он в удостоверении записан. Можешь убедиться. Ох, жалко, что отходчивый я, а то бы как врезал сейчас кому-то…
– Вы это, товарищ, – дежурный снова заглянул в удостоверение. – Вы, главное, зла не держите. Должны ж понять… Может, вам водочки налить? Помогает для успокоения…
Шестаков понимал, что сейчас пора налаживать дружеские отношения.
– Ну налей, что ли… И документик давай сюда, и «наган» тоже. Да вот еще – у тебя патрончиков лишних не найдется? Я четыре раза пальнул в воздух, думал этот бардак прекратить, а вышло наоборот. Терпеть ненавижу с пустым барабаном ходить…
Запасные патроны у него как раз были, Шестакову таким образом просто захотелось проверить, насколько дежурный проникся моментом, степень его доверия к наскоро придуманной легенде.
– Найдем, конечно, найдем, о чем разговор.
Шестаков выпил полстакана не водки, а просто самогона, картофельного, судя по вкусу. Наверное, изъятого в какой-то деревне и не уничтоженного, как требовал закон, по естественной русской слабости.
Закурил с дежурным «богатую» папиросу, которые, конечно, и должны курить московские товарищи.
Тот выгнал из комнаты всех посторонних, только Власьева оставил в загородке для задержанных.
Николай Александрович привалился к стене, опустил голову, чтобы взгляд не выдал, но Шестаков видел, как напряженно он ловит каждое слово и каждый жест. Ждет, каким образом друг станет его выручать.
А Шестаков пока и понятия не имел как.
Тут и Зинка Щукина появилась, бойкая румяная девка лет двадцати двух.
Осмотрела рану, присыпала желтым, вонючим йодоформом, сноровисто перевязала.
– Укол столбнячный надо бы, – предложила она.
– Это что, по схеме, три через каждые полчаса? – угадал Шестаков, хотя сроду понятия не имел ни о каких схемах.
– Ага…
– Не надо, обойдется. Грязи ж нет, у меня подштанники чистые, утром только сменил.
Фельдшерица вдруг разулыбалась.