Больница неизлечимо помешанных
Шрифт:
Рассуждение XXIII
О помешанных своенравных и исступленных
[1] Своенравие есть вид помешательства, происходящий от причудливого расположенья в голове у тех, коих обыкновенно называют помешанными своенравными и исступленными; как представляется, этот разряд помешательства, разжигаемого гневом и непостоянством человеческим, состоит в перемене мыслей и действий, которая разрешается наконец во что-нибудь своенравное и прихотливое, в полном соответствии с таким состоянием духа. [2] Такая природа у всех тех, кто склонен к гневу и легко потом унимается; так, поэт Гораций показывает себя своенравным безумцем, когда говорит:
Гневаться легок и скор, однако же в гневе отходчив, [414]и поэт Авсоний, по его свидетельству, был своенравный безумец, ибо вымолвил
[3] По этой причине Котид, царь Фракии (если не лжет Целий), зная свою своенравную и исступленную натуру и сколь он порывист и несдержан, однажды, когда были ему подарены некие прекрасные чаши, отменной работы и оттого весьма ему дорогие, раздумывая о том, сколь они хрупки, хотя и драгоценны, по тщательном размышлении разбил их все, ибо, если бы их разбили его рабы и слуги, он бы непременно в этом исступлении и порыве им жестоко отомстил. [416]
414
Text. Off. VII. De variis virtutibus ac viciis: De ira et odio (Textor 1566, 1169); Hor. Ер. I. 20. 25. Следующие два примера — из того же раздела Текстора.
415
Textor 1566, 1169; Auson. Epicedion in patrem. 35—36.
416
О царе Котисе (у Гарцони — Cotidi): Textor 1566, 1166; Cael. Lect. XII. 52 (Caelius 1517, 652).
[4] Такую природу придал божественный Ариосто горделивому Родомонту, ибо он, как своенравный и исступленный, отзывался дурно обо всем женском поле, когда прекрасная Дораличе вынесла решение против него, и при виде одной лишь Изабеллы, казалось, отступился от своего мнения, не признавая иного блага, кроме ее красоты и изящества. [417]
[5] В наши дни великое своенравие выказал некий Клавдио из Сало, [418] который, имея дом в деревне, доставшийся ему в наследство от отца, однажды решил придать всей постройке вид голубятни, но через несколько дней пришла ему прихоть сделать из нее твердыню, окруженную бастионами, со рвами и укрытиями, наподобие крепости; едва с этим было кончено, его расположение переменилось, и он велел срыть ее до основания, разбив на этом месте садик с прекрасными апельсинами, когда же они подросли до порядочной высоты, однажды из каприза велел выкорчевать их все, говоря, что лучше тут будет капустное поле, и так его дом сделался наконец огородом с белокочанной капустой.
417
Ariosto. Or. Fur. XXVII. 117—121; XXIX. 3—12.
418
На западном берегу озера Гарда.
[6] Примечателен в наши дни и причудливый нрав некоего Дзанфардино, который, будучи избран на некую должность в ту пору, когда кукушки считались попугаями [419] (хотя и ныне можно видеть, какие остроумные сужденья отпускают их преемники), приняв державу, начал продавать стада коров, покупать гусей, разорять сады, чтобы устраивать птичьи дворы, в защиту своей причудливости приводя тот довод, что от гуся получается перо, коим набивают подушки и тюфяки, нужда в которых больше, нежели в мясе, плодах и сыре.
419
Ср.: Прол. 6.
[7] Есть еще один, кого люди зовут Скаринцо, нрава не менее причудливого; он снес виноградную перголу, прекраснейшую и полезнейшую, только ради того, чтобы сделать пустейшую перспективу для своего дурацкого удовлетворения, и когда ему нечем больше было заняться, засыпал нужник и заменял его урыльником, или разорял сад, чтобы сделать внутренний двор, или рушил портик, чтобы сделать вольер для кроликов.
[8] Славней всего своенравие одного пьячентинца, который швырял в море золотые монеты, забавляясь их подпрыгиванием, как дети делают, и так был увлечен этой блажью, что не разумел ущерба от своенравной спеси, засевшей у него в мозгу.
[9] Своенравней всех своенравных был один кремонец, который однажды, одетый в докторскую тогу претексту, услышав барабанщика, весьма скверно игравшего на своем инструменте, спустился и, взяв в руки барабан, звучно в него ударил и в своей стеснительной ризе удалился на площадь с барабанным боем, увлекая за собою ватаги детей и общие взоры, и всякий помирал со смеху над его безрассудством. Еще славней, однако, другая выходка, учиненная человеком по прозвищу Московит, [420] который, собираясь держать погребальную речь перед гражданами Браччано по случаю смерти одного доктора, вскочил на кафедру с поразительной порывистостью, облаченный в полный воинский доспех, взял копье наперевес и громовым голосом изрек следующее: «Кто дерзнет сказать, что этот доктор умер доброй смертью и что Парка имела причину пресечь нить его жизни, того я вызываю сразиться со мной и с этим копьем в руке желаю биться с ним до смерти прямо на этой кафедре!»
420
Шуточное прозвище, основанное на сближении Moscovita и mosca, «муха».
[10] Приведу еще пример на потеху толпе: был некий Николо из Монте Фрустоне, [421] полный такого своенравия, что однажды на берегу По отцепил одну из тех мельниц, что стоят скованные в воде, [422] покамест мельники были далеко; мельница пустилась по течению, а он следовал за ней на лодочке от Стеллаты до Франколино, [423] где вытянул ее на берег, почти совсем разбитую и разломанную, решил вырыть большую яму, чтобы ее погрести, и заплатил двенадцати старухам, чтобы оплакивали ее, словно на похоронах, и произносили такие слова:
421
Место не идентифицируется.
422
Речь о плавучих мельницах, широко использовавшихся в паданской области.
423
Два городка на По, близ Феррары.
[11] Таковы своенравные безумцы, у коих в Больнице эмблемой Тисифона, [424] ибо она — богиня их нрава, а посему преклонимся перед нею, дабы призвать ее этим людям на помощь, с нижеследующей молитвой.
424
Источник сведений о Фуриях и Тисифоне в частности: Gir. De deis. VI (Giraldi 1548, 287—297).
Молитва к Тисифоне
за помешанных своенравных и исступленных
[1] О жестокая (dira) на небе, исступленная (furiosa) на земле, Евменида в преисподней, [425] великая дочь Ночи и Ахеронта! отведи хоть немного твои прихотливые исступленья от этих людей — ибо они, к несчастью, иногда своенравны и исступленны — если хочешь, чтобы во храм, коим ты обладаешь в Афинах, они принесли тайком пару любезных голубков, которые тысячу раз были тебе обещаны, дабы показать миру, что своенравные медведи, привлеченные твоей благосклонностью, как лакомым медом, иной раз превращаются в ягнят.
425
Отсылка к трем именам одних и тех же божеств: Диры (см.: Verg. Aen. IV. 473; VIII. 701; XII. 845; Stat. Theb. XI. 106; Giraldi 1548, 292), Фурии, Евмениды. Сервий (Serv. Aen. IV. 609) говорит, что «Диры» на небе, «Фурии» на земле, «Эвмениды» в преисподней, но поэты смешивают эти три имени.
Рассуждение XXIV
О безумцах разъяренных, озверелых, нуждающихся в путах и цепях [426]
[1] Средь племени помешанных нет ничего невыносимее тех, кого мы называем безумцами разъяренными и озверелыми, ибо расположение их ума столь ярое и необузданное, что надобно бежать от них, как от неистовства неудержимых и проклятых зверей. Они безумны не только против других, вредя со зверством, в них царящим, но и на себя самих обращают ярость, увлекающую их мозг ко всякому роду зла, какой только можно помыслить.
426
На ту же тему и с повторяющимися примерами: Teatro, disc. LII (Garzoni 1993, 231—233).