Больше черного
Шрифт:
– Патрисия, – вновь приближаясь к девочке, произнесла гувернантка, – я малая частица этого мира, который настроен не слишком дружелюбно к таким как я, часто приходится быть глухим и слепым, таков удел всех, кто может рассчитывать только на себя.
– Если бы все люди на земле прозрели и подставили вторую щеку под удар, то и удара не последовало бы уже.
Гувернантка, взяв ребенка обеими руками за плечи, долго вглядывалась в карие чистые глаза, будто хотела запечатлеть в памяти этот грустный и умный взгляд девочки. Патрисия улыбнулась ей и обняла. Мисс Пирс сглотнула. Слезы подступили к ее глазам, она, молча, поцеловала девочку, поднялась и вышла прочь из комнаты.
Мисс Кленчарли вздохнула и разжала ладонь, в которой все утро она сжимала небольшой
Мисс Патрисия Кленчарли приходилась единственной дочерью сэру Томасу Кленчарли. Когда-то род Кленчарли, считался славным, но дед сэра Томаса, человек неуравновешенный, склонный к пьянству и интригам, был окончательно совращен с пути истинного мятежным герцогом Монмутом, и послан на плаху. После столь позорной кончины отца, сын его Хьюго Кленчарли, потерял все, кроме ветхого именья Латус–хилл. Жил он в бедности и забвении, жалко радуясь тому, что ему не предъявляют претензий за грехи его недалекого предка. Женившись на некой Мэри Энн Маккин, мистер Хьюго от тоски наплодил детей, кои в свою очередь имели счастье умереть в раннем детстве. Судьбе угодно было оставить в живых только дочь Маргарет, которая вскоре была отправлена в Эдинбург на воспитание к шотландской тетке и сына Томаса, тревожившего тихого Кленчарли своим неуемным дедовским характером.
Умер Кленчарли–старший, даже не дожив до пятидесяти лет. Смерть его была столь же робкой, как и существование, церемония скромной, а присутствующие весьма немногочисленны.
Сэр Томас получил в наследство долги и Латус–хилл, приносящий в большей мере убытки. И его это не устраивало. Он был полон решимости действовать. Он мнил себя финансовым гением. И вскоре Томас Кленчарли продемонстрировал свои таланты всей Англии, ввязавшись в один нелицеприятный проект в королевских колониях, но авантюра, на удачу, оказалась успешной и обогатила не только его самого, но и королевскую казну. Он поправил свои дела, восстановил поместье, к его имени пришлась приставка «сэр», и, прикупив земель, он женился. На поприще Гименея, правда, с точки зрения общества, сэр Томас дал маху, совершив мезальянс. Но молодой супруг был счастлив. Дочь спившегося и всеми забытого полковника королевской кавалерии была хорошенькой, доброй и непритязательной. Но родами, производя на свет малышку Патрисию, она умерла.
Томас Кленчарли горевал долго и тяжело, но даже безутешное горе не заставило его отказаться от новых финансовых приключений. Громкое дело с «Благотворительной корпорацией» прозвучало заключительным аккордом в его карьере. Имя Кленчарли стояло не последним в списке замешанных в сей неблаговидной и грязной авантюре высокопоставленных лиц. То был крах. Репутация погибла навсегда, имущество пошло с молотка.
Но не все святые отвернулись от сэра Томаса. В самый отчаянный момент, когда Кленчарли подумывал пустить пулю в лоб, пришла помощь в лице его университетского друга Джонатана Гуилхема.
Когда–то, в Кембридже, судьба свела двух совершенно разных молодых людей. Кленчарли сам пробивал себе дорогу, а Гуилхем мчался по проторенному пути в крепкой карете с гербом. Отец Кленчарли лежал в могиле всеми забытый;
Кленчарли был беспорядочен, неразборчив в знакомствах, не знающий меры и ни в выпивке, ни в плотских утехах. Гуилхем был педантичен во всем. Начиная с утра, когда он вставал и все процедуры проводил в определенном порядке, никогда и ни при каких обстоятельствах ничего не меняя и до вечера, когда на веселой пирушке он выпивал определенное количество спиртного и храня себя в плотской чистоте.
Время юности прошло. Разлетевшись по своим родовым гнездам, молодые люди не расстались. Они вели активную переписку и кое–какие совместные дела. Вскоре Гуилхем, похоронив без особой скорби своего батюшку, стал подписываться несколько длиннее обычного, перечисляя всевозможные земли и поместья. А когда он взял в жены старшую дочь лорда Брокуэлла, красавицу Элеонор, да еще с приданым в пять тысяч фунтов в год, думалось, что сей джентльмен, всучил–таки взятку неподкупной Фортуне. Стоит ли, в таком случае, заострять внимание на том, что когда сэр Томас женился по любви на дочери недостойного человека, сэр Джонатан отправил ему скупое поздравление, больше схожего с нравоучениями, в весьма холодном тоне и перестал, как бы невзначай, принимать его в своем доме. Переписка была прекращена, дела прерваны на неопределенный срок.
Так что в тот момент, когда курок был уже взведен, можно представить удивление Кленчарли, когда на пороге его дома явился его старый товарищ, в блеске своего величия и деловым предложением.
Предложение было простым. Он, Гуилхем, выкупает именье Латус–хилл и отправляет его, Кленчарли, на Барбадос, где он, Гуилхем, приобрел землю акров на…, впрочем, это неважно, и просит его, Кленчарли, управлять его, Гуилхема, делами в южной колонии за определенное вознаграждение. Предложение было унизительным. Но Кленчарли согласился. Это было лучше, чем пуля. А что до чести? Ох, если о ней задумываться всерьез!? А что же с малышкой, Патрисией? Если он, Кленчарли не возражает, то девочка может воспитываться вместе с его, Гуилхема, детьми, и он, Гуилхем, впоследствии устроит ее судьбу. Что ж, он, Кленчарли, согласен, ведь малышка может не выдержать тропического климата Барбадоса.
В дальнейшем Кленчарли писал дочери длинные письма, бойкие, но лишенные особого тепла. В них было больше долга, нежели привязанности, которая, если быть честными, и не могла возникнуть между отцом и его чадом через тысячи миль. Но когда Патрисия научилась читать и писать, ей понравились послания единственного родного для нее человека. Сэр Томас писал много, вероятно восполняя этим сердечную прореху, описывая все происходящее вокруг него ярко и объемно, с грустной иронией, называя себя плантатором и отпуская по этому поводу невеселые, но остроумные шутки. Патрисия стала отвечать ему, а так как она воспитываясь в обстановке тотального контроля и армейской дисциплины, то у нее выработался свой стиль выражаться метафорами и забавными словесными оборотами, который завоевал сердце ее непутевого отца и между ними возникло нечто вроде дружбы.
Сейчас Патрисия, сидя на подоконнике и обхватив колени руками, думала о возможности в будущем уехать к отцу на Барбадос и освободить себя и мистера Кленчарли от опеки лорда Уорбрука. Ей казалось, что, несмотря на долгую разлуку и отчуждение, они, по сути, два совершенно одиноких человека, смогут мирно сосуществовать вместе. Миледи собрала ей кое–какой капитал, – естественно в обход сэра Джонатана, – который гарантировал относительную независимость.
Патрисия твердо решила, найти себе полезное занятие. Она выучится и впоследствии может учить других. Перспектива стать гувернанткой ей понравилась. Мыслями о будущем она немного развлекла себя. Слезы высохли. Девочка собрала всю свою волю, рассуждая, что без Чарльза, его поддержки и веселых выходок, ей придется туго в мрачном доме лорда Уорбрука, но необходимо потерпеть. Она пройдет все испытания, уедет на Барбадос к отцу и начнет новую жизнь, пусть не столь сытую и респектабельную, но свою.