Больше черного

Кожемяко Оксана

–3–

Ночь выдалась безлунной. Чернильный воздух слился с непроницаемостью воды, не давая шанса очам телесным разделить верх и низ. И хотя небеса выставили напоказ все свои сокровища, высыпав на темный шелк божественной бездны сияющее серебро, редкий путник порадовался бы столь завораживающей картине.

Когда вас угораздило путешествовать морем, не освещенным лунным светом, звезды на время перестают быть ориентиром. Отражаясь в океане, мерцающие точки заполняют пространство, соединяя воедино и небеса, и воду, превращая его в чудовище, способного не только поглотить вас, но и ввергнуть в полное забвение. Страх и одиночество, вечные попутчики человека, в такой момент приобретают

исполинские размеры, делая дитя земное ничтожнее, нежели он есть на самом деле. Сознание своей хрупкости и незащищенности некоторых подталкивает к решительным действиям, а некоторых пригибает к земле и ставит ногу на горло. Человек и так блуждает во тьме, но, когда к тьме духовной прибавляется тьма физическая, боль утрат и ненависть к миру обостряются. Часто только потому, что несложно, люди позволяют страху властвовать над собой, не прилагая усилий вырваться из этого порочного круга, сделать шаг в черную мглу и убедиться, что под ногами все же твердь. Данным, якобы разумным существам, трудно понять, чтобы чувствовать себя уверенным необходимо поверить, что тьма, это просто отсутствие света, а не гибель, и чтобы вернуть сей свет, нет необходимости доставать звезды с небес, надо просто сделать шаг.

Эта ночь выдалась безлунной. В такие ночи хорошо сидеть у камелька, попивая нечто согревающее и философствовать с хорошим человеком на вечные темы, а то и просто в полной тишине размышлять о судьбах людских, о возможности преобразовать собственную вселенную заключенную в человеческом теле. Ведь эта ночь выдалась безлунной.

Вахтенный «Счастливчика», чертыхаясь, вглядывался во мрак. Мгновенье назад он услышал всплеск от весла, когда же звуки приближающейся шлюпки стали явственнее, он, вскинув карабин, совершенно в сложившихся условиях бесполезный, крикнул в направлении шума:

– Эй, кого там черти несут?

– Меня, – метнули ответ, и вахтенный вмиг опознал капитана, а по интонации голоса степень его опьянения, – кидай трап!

Оказавшись на палубе, капитан стряхнул с плеча какую–то ношу, в ней, при свете факела, вахтенный разглядел мальчишку лет одиннадцати–двенадцати. Он был без сознания.

– Чего это, капитан, – хмыкнул матрос, слегка поддев ногой ребенка, – сын губернатора?

Капитан Гершем, высокий, атлетически сложенный мужчина примерно сорока лет, приподняв одну бровь, закурил трубку, и, затянувшись, обнажил в оскале свои идеальные зубы.

– Бери выше, – пробасил он. Заметив, что мальчик шевельнулся, бросил, – ишь, очухался.

Ребенок, приподнявшись на локте, непонимающим взглядом обвел темноту и двух моряков, стоящих над ним и, не предпринимавших никаких попыток помочь ему подняться. По правой щеке мальчика расплылся иссиня–черный кровоподтек, свидетельствовавший о сильном ударе наотмашь, от которого он и потерял сознание. Немного придя в себя, мальчик остановил свой взгляд на Гершеме, большие темно–карие глаза его загорелись ненавистью.

– Куда ты притащил меня, сволочь, – проговорил мальчик.

Капитан Гершем наклонился над ним и, пустив струю дыма ребенку в лицо, произнес:

– У тебя началась новая жизнь, сосунок, – и, выпрямившись, добавил, – Теперь–то я из тебя дурь выбью.

Мальчишка с трудом поднялся на ноги и, смотря на своего обидчика, так будто хотел испепелить его взглядом, отчетливо проговорил:

– Верни меня назад, урод!

Гершем осклабился и толкнул мальчика одним пальцем, от чего ребенок вновь упал. К этому времени на палубе собралось еще несколько человек, с интересом наблюдавших эту неприглядную сцену. Капитан дал знак какому–то верзиле приблизиться.

– Вот что, мистер Брайн, всыпь–ка парню пяток горячих.

Пора заняться его воспитанием. Парень здорово распустился.

Боцман, коего Гершем назвал мистером Брайном, без слов, медленно вытащил из–за широкого ремня плеть и, взяв брыкающегося из последних сил мальчишку за шиворот, поднял его и, зажав его голову между своих коленей, нанес ему несколько ударов по спине и прочему. Мальчишка, стиснув зубы, не проронил ни звука. Гершем хмыкнул.

– А щенок–то упрямый. – Капитан подошел к парнишке, выдернув его из–под боцмана за черные, слипшиеся в испарине волосы, и, дыша ему в лицо крепким запахом рома, улыбнулся почти дружески.

– Ненавижу, – прошептал мальчик, и вновь потерял сознание. Гершем швырнул его какому–то парню лет двадцати, со всклоченной шевелюрой темно–русых волос.

– Брось змееныша в трюм, Биглз, – кинул он небрежно, направляясь к рубке. – Не поумнеет, продам за пару фунтов. Хоть какая выгода. А ну–ка, все по местам, лентяи! Ставить грот! Курс зюйд–ост!

Биглз, самый молодой моряк на «Счастливчике», обладал внешностью далекой от образа любителя приключений. Он больше походил на сельского кузнеца, простодушное лицо его с серыми искрящимися добротой глазами сразу вызывало симпатию. Женщины, глядя на него, рисовали себе картины тихого семейного счастья с надежным достатком, кучей ребятишек и добрым работящим супругом. Попав на судно контрабандистов исключительно только по доверчивости, теперь он мучился угрызениями совести, но так как сдружился со многими моряками, та, же совесть, а также некоторая мягкость характера, не позволяла ему их бросить. Про таких говорят, «славный малый». Речь его была проста и незатейлива, грамоте он был обучен скромно, но вычислить свой процент дохода от добычи Дэйв Биглз умел моментально.

После того как все разбежались, Биглз присел на корточки подле несчастного мальчика и, засунув в рот соломинку, легонько похлопал мальчика по щеке, тот открыл глаза. Матросы сновали в аврале, надрывалась боцманская дудка. Мальчишка присел и тихо застонал от боли.

– Эй, парень, – негромко произнес моряк, – ты как? Сможешь, сам идти–то, а то тащить тебя нет никакой охоты, я тут спину повредил.

– Что с твоей спиной, – спросил мальчик, пошатываясь, поднялся, давая понять моряку, что идти он может самостоятельно.

– Прыгал, хорошо выпивши, на спор с марса, ну и…– Биглз показал кривую траекторию рукой. – Еще легко отделался.

Мальчик усмехнулся.

– Куда идти, – спокойно спросил он.

– Капитан велел запереть тебя в трюме, – немного виновато произнес моряк, ему нравилась стойкость малыша, шедшего наперекор такому грозному типу, как капитан Гершем. – Ты уж извини, парень.

– Странный, ты, какой–то, извиняешься, – улыбнулся ребенок, опершись о мачту, – как твое имя?

– Дэвид Биглз, – ответил моряк, – я тут не так давно. А тебя как величать, малыш?

– Чарльз, – небрежно кинул он, разглядывая шлюпку, подвешенную на боканцах. – А тебе не приходило в голову, удрать отсюда, Дэйв? На что тебе эта свинья, Гершем?

– Думаешь, другие лучше, – усмехнулся Биглз, – а ты, я смотрю, бойкий парень, тебе бы отлежаться пару деньков, сил поднабраться, а потом и строить планы.

– Где это отлежаться, с крысами в трюме? – глаза мальчика блеснули. – Слушай, Дэйв, мне нужно на Барбадос, помоги.

– Горячий ты, приятель, – хмыкнул моряк, – так дела не делаются. Мы уже далеко от острова. Лучше мы сделаем так. Посидишь в трюме, не растаешь, а я за это время, все подготовлю. Не дрейфь, не обману. Мне и самому этот Гершем… – моряк провел большим пальцем себе по горлу. – К тому же не время сейчас, сам видишь.