Большой укол
Шрифт:
Полицейский задумался.
— Скажи тогда, он знает, что такое деньги?
— Нет.
— Что он будет делать, если их получит?
— Не знаю.
— А ему пытались платить?
— Не знаю. Нет.
— Чем же он питается, если он всегда без денег?
— Не знаю.
— Подаянием?
— Нет.
— Ему не подают?
— Нет.
— Но он просит?
— Нет.
— А если попросит?
— Не знаю.
— Он вообще, ест?
— Нет.
— А пьет?
Полицейский улыбнулся, показав желтые от жевательной травы зубы.
— Нет.
— В каком смысле
— Нет.
— А чай?
— Нет.
— А кровь?
— Нет.
Кришна остановился, потом прошелся вдоль парапета, спугнул большую хищную бабочку, размером с портмоне, долго следил за ее ломаным полетом.
— А что это я все время говорю он, он, он? Он, вообще, он?
— Да.
— И есть женщины, которым он нравится?
— Да.
— И что они с ним делают, целуются?
— Да.
— Обнимаются?
— Да.
— А дети у них бывают от него?
— Нет.
— А ему женщины нравятся?
— Не знаю.
10
Полянка, где расположились Колпаков и Иван Рубинович, являла собой идеал укромности. Густой, темный ельник, охвативший ее, кишел людьми, но кишение это было незаметно и неощутимо. Привлеченные к операции люди были специалистами по части маскировки и камуфляжа. Господа начальники тоже оделись во все пятнистое.
Майор Дрынов, человек нашедший ворота в Замок, в кратчайший срок разработавший и подготовивший операцию по проникновению внутрь, и имевший все основания пребывать в приподнятом расположении духа, чувствовал себя неуверенно. Ему смущало отсутствие на операции Владислава Владимировича. Да, полковник Колпаков и генерал Бубнов люди высокопоставленные, полностью допущенные, знающие, что они делают, но начинать такое дело без главного…
— Докладывайте, докладывайте!
— Мы находимся в трехстах метрах по прямой от входа. Завал явно искусственного происхождения.
— Замаскированный под естественный? — поинтересовался Иван Рубинович.
— Замаскированный, но плохо. Грубая работа. Торопливая.
— Думаете, девушка выбралась из подземелья, сквозь него?
— Нет, товарищ генерал, это исключено. На наш взгляд.
— Чей это «наш»?
— На мой взгляд. Правда, расспросить ее толком не удалось. Она была абсолютно невменяема. Передозировка.
— Какой препарат?
— Сейчас это выясняется, товарищ генерал. Какой–то новый. Не из числа обычных. Пришлось вызывать экспресс–лабораторию из Москвы.
— Она еще жива?
— Да, но, скорее всего, умрет.
— И стало быть, ничего не расскажет?
— А что она могла бы особенного рассказать, Иван Рубинович?
— Да многое, полковник. Например, как выбралась из под этого завала, завалившего вход. Может быть, ее подпустили откуда–нибудь сбоку. Чтобы сбить нас с толку.
— Что значит, подпустили?
Генерал кратко махнул рукой. Колпаков недовольно покосился на старика.
— Вы что, всерьез думаете, что это отвлекающий маневр?
— У меня слишком мало данных, чтобы думать что–то определенное, я пока только чувствую.
— Ладно, — Колпаков перевел взгляд на Дрынова, — при ночном обследовании завала удалось обнаружить что–нибудь интересное?
— Да, многое что.
— Я имею в виду — есть
— Пожалуй. Пожалуй, да. Собаки ведут себя так, словно внутри что–то происходит.
Полковник прошелся по мягкому настилу из опавших еловых игл. Приложил к глазам бинокль, будто рассчитывал с его помощью разглядеть ближайшее будущее. Он, конечно, нервничал. Если окажется после взрыва, который должен расчистить вход, что за валунами скрывается всего лишь каменная нора, набитая окаменевшими костями и экскрементами, он будет слишком глупо и бледно выглядеть в глазах начальства. Если отступиться прямо сейчас, то у него останется возможность как–то оправдаться. Девчонку в конце концов поймали, завал нашли, и как раз в том месте, что было указано на карте полунемца.
Иван Рубинович очень хотел закурить. Он расстался с дымом уж лет семь назад, мечты о сигарете появлялись у него всякий раз, когда он оказывался в неприятной ситуации, или начинал на кого–то злиться. Сейчас он злился на Колпакова. На Колпакова, который его «околпачил». Щенок! Из его лепета, там, в вагоне, могло показаться, что он на самом деле, поймал судьбу за вымя. Аккуратно для ситуации, можно было и в самом деле тихо объехать длинного идеалиста. Ибо ведет он себя малопонятно, если не подозрительно. Иван Рубинович, с некоторых пор наблюдая за действиями своего странного начальника, различал в них все больше признаков агонии. Видел, что он горит, правда, не понимал природу огня. Поэтому, предпочитал держаться в стороне и в тишине, на хорошо огороженной должностными инструкциями территории. Черт дернул его кинуться на первый же призыв рыжего живчика. Безумие начинать такую операцию, не известив прямого начальника. Да, его нет дома, нет на работе, нет нигде — но это всего лишь косвенные основания и мало смягчающие обстоятельства. Отвечать придется не косвенно. В случае провала. Иван Рубинович в провале не сомневался.
— Все заряды положены?
— Уже час как.
— Если хотите знать мое мнение…
— Я знаю ваше мнение, Иван Рубинович — подождать, поискать, правильно?
— Правильно.
— Есть ситуации, когда ждать нельзя. Майор!
— Слушаю.
— Последний вопрос. Никто внутри не пострадает… если внутри есть кто–нибудь?
— Мои ребята постарались, взрывы должны произвести только откупоривающий эффект. Какие–то камешки шуганут, конечно, в дыру, но лес рубят, камни летят.
— Действуйте. Ровно в 16.15. крутите свою машину. Далее — противогазы. Всех лекарей еще раз накрутите. Санитарные вертолеты можно поднять в воздух в 16 ровно. Площадка для них готова?
— Да, есть там местечко, метрах в ста.
— Теперь все, кажется.
— А если, акты, так сказать, сопротивления, товарищ полковник? Эта девица, Ундина, Шерстюку моему губу прокусила, до сих пор не заживает.
Колпаков внезапно чихнул.
— Сопротивление? Не думаю, что следует ждать сопротивления в обычном смысле, я имею в виду, огнестрельное оружие. Главное, не снимать противогазы. Если кто–то там очень заартачится, можно применить что–то вроде силы. Впрочем, мы пойдем по пятам за передовой группой. Главное не просмотреть один объектив — я его назвал «роддом».