Боярин
Шрифт:
Через полгода, как и обещал, с попом серебром расплатился. А потом к Ольге пошел. Она меня книги читать заставляла, разговаривала со мной о вещах разных, вопросами мучила – о житье-бытье моем расспрашивала. Покрутиться мне пришлось не хуже карася на сковороде. Только все равно она меня не пересамила. Выдержал я испытание. Вот тогда она мне и открылась. Рассказала, зачем ей толмач понадобился. Да не какой-нибудь, а проверенный. И чтобы за жизнь свою она не страшилась, и чтобы рядом был, когда нужда настанет.
– Я в Царь-город отправиться намереваюсь, – огорошила она меня.
– Ох, княгиня, – разозлился я тогда. – Вечно ты себе на голову приключения ищешь!
– Ну, ты меня еще жизни поучи, – огрызнулась она.
– И поучу. Византийцы, словно
– Причины на то есть, – сказала она упрямо. – Время старого договора кончилось давно. Купцы наши ропщут. Говорят, что с них подати втридорога греки в Корсуни дерут, а в Понт и вовсе не пускают. Забыли уж люди русские, как Царь-город выглядит. Оттого торговля хиреет и прибыли Руси никакой.
– Так для этого самой-то не нужно за тридевять земель отправляться. Пошли кого-нибудь. Хоть меня, например. Я из василевса не только договор, но и всю душу вытрясу.
– Знаю, что вытрясешь… – улыбнулась она, – если только допустят тебя до него. – Потом помолчала немного и добавила: – Да и не только в договоре дело. Вот ты о душе заговорил…
– Снова, здорово, – перебил я ее. – Я-то думал, что с душой у тебя все в порядке. Недаром же все это время Григорий с Никифором возле тебя околачиваются. Или они напрасно хлеб свой едят?
– Ты не понял…
– Все я понял.
– Вот что! – наконец она не выдержала. – Я так решила, а значит, так и будет! И хватит мне тут мозги накручивать!
– Воля твоя, – вздохнул я.
– Моя, – согласилась она. – И по воле этой ты мне должен помочь к лету людей нужных собрать…
И завертелось.
Как мне это удалось, до сих пор понять не могу.
Любава мне перед разлукой оберег на шею повесила.
– Вот, – говорит, – я нарочно его для тебя заказала. Здесь, в Козарах, среди иудеев знатный мастер есть. Самуилом его зовут. Он-то мне оберег и сделал. Смотри, тут конек ретивый, чтоб Даждьбог тебя без присмотра не оставил. Ложечка маленькая, это чтоб тебе в дороге сытно было. Ключик серебряный, чтобы все у тебя в сохранности оставалось и не пришлось потом перед княгиней с головой повинной стоять. Гребень частый, чтоб злые недуги и хворобы стороной обходили. Зубы волчьи, чтоб боялся злой враг или лихой человек к тебе приблизиться, и птица быстрая, чтоб на роздыхе и во сне непробудном и благодатном могла твоя душа на крыльях легких ко мне прилететь и с моей душой поласкаться [43] .
43
Подобные обереги-амулеты с миниатюрными символами, подвешенными на цепочках к единой основе, встречаются в отдельных погребениях того периода. Считается, что они связаны с заклинательной магией и создавались только особо почитаемыми ведьмами и ведунами. Чаще подобные привески встречаются не в наборах, а индивидуально
– Любавушка, – прижал я ее к себе крепко. – Ты уж не тоскуй тут без меня сильно. Коли будешь себе сердце рвать, так и мне несладко в далеке далеком будет.
– Хорошо, Добрынюшка. Ступай себе, а за меня не бойся.
Немало я тогда городов и весей с тиунами да бирючими княжескими обошел. На каждый погост, на каждое торжище заглянул. Сколько рек мы за это время веслами перемесили, сколько дорог копытами коней наших избили – и не сосчитать. Многое я за то время постиг. Понял, как велика Русь, как пригожа и богата она. Многому научиться смог. Посмотрел на народ православный и себя людям показал. Принимали нас без особой радости, где с опаской, а где и вилами да косами встречали. Но улаживалось все без сильной брани. Может, оберег Любавушкин помог, а может, постиг я тогда, что человек с человеком не только грызться и собачиться, но и договориться сможет всегда. С кем-то приходилось на своем твердо стоять, а кому-то нужно было и в ножки поклониться.
Двенадцать
Я в Ладоге Рулафа, сына Эйнарова, встретил. Он мне рассказал, что старый Эйнар, как и положено морскому бродяге, в Море-Океяне сгинул. Потом про Торбьерна и Орма поведал. Вновь стало скучно хевдингу на Купальном склоне. Решили они с другом на новую землю посмотреть. К Гренландии [44] с семьями и домочадцами отправились.
44
Гренландия – Зеленая земля. Туда, согласно саге об Эйрике Рыжем, отправились Торбьерн и Орм из Исландии
Помянули мы Эйнара, Орму с Торбьерном счастливого пути пожелали, а потом я у Рулафа кольчуг закупил тонких, мечей звонких, кинжалов острых.
Возле Пскова со Святославом встретились. Подрос каган, словно дубок окреп. Встретил меня отрок с почтением. Все про Малушу расспрашивал да жаловался, что устал за ватагами варяжскими по лесам и болотам бегать. Озоруют лихие люди. Купцов грабят и поселения граничные разоряют. Злился на Регволода, князя Полоцкого, дескать, тот на словах ему милым другом прикидывается, а на деле тех ватажников на земле своей укрывает и долю от грабежей с них берет. В который раз Свенельд в Полоцк поехал, чтоб договориться с Регволодом, вот уже третью седмицу не возвращается.
– Я бы давно уж Полоцк на меч поднял, но воевода не дает, – горячился каган. – Говорит, что Регволод [45] нашей крови, тем же богам требы возносит, что и дед мой с отцом, а значит, его боем бить нельзя. Только что же это за однокровник, если разбойникам милость оказывает?
Потом мы о матушке его посудачили.
– Ты уж догляди за ней, Добрын, помоги, чем сможешь, – попросил меня каган. – Я и сам на Царь-город поглазел бы. Интересно, как там василис правит? Да матушка не пускает.
45
В этот момент Полоцкое княжество еще не входило в состав Руси. «… Этот Регволод пришел из-за моря и держал власть свою в Полоцке…» – так «Повесть Временных Лет» рассказывает о полоцком князе
– Не станет с тобой Константин разговаривать, – сказал я ему. – Молод ты еще.
– Сам знаю, – вздохнул Святослав.
– Да не печалься ты, – хлопнул я кагана по плечу. – Твой век долог. Еще встретишься с василисом. А пока княгиня велела тебе к солнцевороту в Киев вернуться. Она уйдет, а ты за старшего останешься.
– Не люблю я Киев, – сказал каган. – Душно там.
– Потерпеть придется. Нам сейчас мир с Византией ой как нужен. Не Царь-город, а Итиль Хазарский для нас главный недруг. Снова хазары вятичей с северянами подбивают, хотят, чтоб они от Руси откололись. Печенегов на тиверцев натравливают. Из Белой Вежи хану Куре подкорм шлют. Оружием и золотом жадность печенежскую разжигают.
– Вырасту, – сказал Святослав упрямо, – напомню кагану Хазарскому, как его Олег с отцом моим на куски рвали.
– Время придет, напомнишь, – согласился я. – А пока важно, чтобы Византия на нашей стороне встала да спину нам прикрыла.
– Передай матушке, что непременно вернусь.
Отдохнул я во Пскове немного, дух перевел и снова за работу свою принялся. Дары для василиса собирал, купцов новгородских уговаривал товары свои по Днепру и Понту везти, средства искал, чтобы посольство наше как подобает в Царь-город пришло, чтоб перед греками русичи не осрамились.