Братство дороги
Шрифт:
– Скоро они приведут другие отряды.
Харрэк кивнул и подтянул себя ближе к викингу. Интересно, а другие мужчины племени викингов столь же смертоносны? Он прикинул, что Снага собственноручно уложил человек двадцать врагов. Даже пронзенный копьями он продолжал сражаться, обломав их древки, - и упал, лишь когда вокруг не осталось ни одного устоявшего на ногах врага.
– Я...- Снага кашлянул кровью.
– Я расскажу тебе секрет племени хакку.
Харрэк усмехнулся. Он надеялся, что угандийцы убьют его быстро.
– Ты не знаешь никаких секретов хакку, старик.
– Харрэк, - Снага никогда раньше не произносил этого
– Другого моего сына зовут Снорри. Он бы тебе понравился.
– Снага положил руку на плечо Харрэка.
– Вы хакку с вашими секретными именами.
– Он снова закашлялся.
– Но старейшины хакку мудры, они знают истину.
– Его голос стал тише, и, чтобы расслышать, Харрэк наклонился, морщась от боли в ребрах.
– Ваши тайные имена - это дар, которым вы делитесь с теми, кого чтите или любите, - но то имя, которым ты пользуешься, которое юноши так стремятся сбросить, оно больше всего рассказывает о тебе. Имена, которые вы произносите во всеуслышание, простые, обычные, известные как другу, так и врагу. За ними стоит история, они могут рассказать о том, откуда ты пришел... куда ты идешь.
Харрэк увидел фигуры мужчин, пробирающихся сквозь кустарник сразу с нескольких сторон. Он потянулся за своим мечом, который затупился от длительного использования, навершие рукояти потерялось, застряв в трупе какого-то угандийца.
– Я им не дамся.
– Найди то, за что стоит держаться.
– Снага, похоже, не слышал его, он не отрывал глаз от такого же поблекшего синего неба. Его пальцы с неожиданной силой сжали плечо Харрэка.
– Расскажи моему мальчику... расскажи Снорри...
– И он уронил руку.
Внезапно с криками выскочили угандийцы, и, пока Харрэк силился встать, сзади на него упала тяжелая сеть. Он запутался и с ревом упал. Подняв копье, подбежал первый из орущих угандийцев, готовый его пронзить. Меч Снаги подрубил нападающему ногу. Второй угандиец вонзил в шею Снаги копье, но Змеиное Жало, который поймал Харрэка сетью, встал над своей добычей, защищая ее.
Харрэк лежал без движения, глядя на Снагу, которого продолжали пронзать копьями, словно бы угандийцы не могли поверить, что этот, такой большой мужчина, действительно мертв. Змеиные Жала продадут его на север - трофейный лакка, боевой раб для армии султана или кровавых ям крупного торговца. Снага сказал, что, когда на него надели цепи, его жизнь не закончилась - Харрэк тоже будет терпеть. Сеть вокруг него затянулась, но он ничего не сказал.
Снага нашел его у ворот, мальчика, ставшего мужчиной, яростным, с кровью на руках, приблизил его к себе. Возможно, пытаясь заменить своего покинутого сына, но в этом не было ничего предосудительного. Разговаривая с Харрэком, предлагая ему советы, Снага в действительности чаще говорил о себе, о своих собственных усилиях, о своем выборе. Хотя он был прав. Пылающий Камень - имя, которое многое говорит о его владельце, и Харрэк не стыдясь носил это имя перед теми, кого любил. Оба мужчины, и Снага, и Харрэк, хотели служить чему-то, защищать и, раз присягнув своему делу, готовы были умереть за него.
Харрэк заворчал, когда его сеть подняли. Змеиные Жала несли его вчетвером, подвесив к шесту. Вокруг гикали угандийцы, поднимая пыль, такую же густую, как их гнев. Он смотрел, пока тела друга и врагов не скрылись из виду. Теперь его несли, завернутого в сеть, со всех сторон зажатого телами, ничего не видящего. Возможно, это было похоже на путешествие по океанам, когда тебя покачивает и подбрасывает на волнах. Он не знал, что его ждет впереди. Нечто, лежащее далеко за пределами его воображения, каким был Айбовен, когда он впервые вышел из своей деревни. Может быть, там даже будет снег. Одно он знал твердо: он всегда будет нести с собой свое имя - Пылающий Камень. Как-то он спросил Снагу, как оно будет звучать на языке севера.
– Кашта, мой друг. Вот как бы мы его произносили. Кашта. Это достойное имя. Держись за него.
Примечание. Я получал удовольствие, когда писал это. Мы видим отца Снорри вер Снагасона (из трилогии «Война Красной Королевы») и нубанца еще юношей. Между юным Пылающим Камнем и молодым Йоргом существует некоторое сходство и, возможно, это немного поможет понять их взаимоотношения.
Выбор
– Говорят, знание – это власть. Но я знаю все, а никакой власти не имею.
Джейн смотрела поверх темной глади озера, на которой светилось ее отражение, пробегавшая по нему рябь отбрасывала на каменные своды пещеры неровные отблески.
– Тебе известно будущее. Ты можешь править миром. – Горгот сидел рядом с сестрой на прибрежной гальке, у самых его ног плескалась вода. – А вместо этого мы прячемся в сердце отравленной горы.
Джейн почти никогда столько не говорила. За многие годы она не ответила ни на один вопрос, и, несмотря на его любовь к ней, это молчание заставляло его скрежетать зубами. Но ее нынешнее откровение наполняло его надеждой и страхом в равной степени.
– Ты скажешь, куда Алитея забрала детей?
– Ты же знаешь, братец, я не могу быть доброй или злой.
Она подняла на него сияющие как солнце глаза, ее кожа переливалась тенями, словно расплавленное серебро.
– Это неправда, – ответил он. Время оставило ее в покое, словно обожгло свои пальцы, в последний раз коснувшись Джейн, когда ей исполнилось десять. Горгот стал вдвое выше нее и вдесятеро тяжелее, но старшая сестра, как и прежде, внушала ему благоговение. Среди всех левкротов она единственная была совершенством, с фигурой Евы, без единого изъяна. Лишь струящийся из нее свет. Он всегда считал его благотворным – независимо от того, что об этом думала Джейн. – У тебя есть выбор.
– Я уже видела, какой сделаю выбор. Не в моих силах поступить иначе. Это правильный выбор. Но он был сделан прежде, чем я пришла в этот мир.
– А Алитея? – спросил Горгот, не надеясь услышать ответ.
– Ты знаешь, почему она сбежала. – Свет Джейн замерцал, и на мгновение в пещеру вернулась ее исконная темнота. Это было назидание. Темнота терпелива в постоянном ожидании своего шанса и готова воспользоваться им без промедления.
– Знаю, – кивнул Горгот. Мальчики менялись слишком быстро. Все левкроты – за исключением Джейн – с возрастом менялись, но если изменения происходили слишком быстро, ребенок умирал ужасной смертью, которая была опасна для окружающих. Горгот вспомнил свои собственные превращения – уплотнение и покраснение кожи, деформацию лица. По крайней мере, яд компенсировал свое проявление тем, что делал его крупнее и сильнее. Горготу достаточно было взглянуть на своих собратьев левкротов, чтобы оценить выгоду своего положения – ни язв, ни слабости, ни высохших скрученных конечностей.