Братство
Шрифт:
Кулио плотоядно оскалился, поджигая кончик сигары.
— А из окна, — саркастически резюмировал он, — кто-то в скором времени действительно вылетит, если добровольно не капитулирует.
Кулио осторожно положил тлеющую сигару рядом с дверью и сделал всем знак отойти.
— Мох! — крикнул он. — Спрячься там за чем-нибудь прочным, пожалуйста! А то еще ненароком сдохнешь сразу, а мне уж больно хочется морду твою розовощекую увидеть! В глаза твои бесстыжие посмотреть!
— Да иди ты, знаешь куда…
Куда именно идти Кулио, Мох
Раздался громкий хлопок, и сигара раскрылась венчиком. Крупинки пороха попали на заколдованную дверь. А через мгновение черные точки стали с шипением увеличиваться, расползаться, как червоточины. Когда нижняя половина крепких досок исчезла в дымном мареве, дверь не выдержала. Вместе с разрыхленными петлями и ослабшим косяком она вывалилась наружу и рассыпалась невесомым пеплом по полу приемной.
Степан почувствовал резкий запах горелой древесины и какой-то едкой химии. Он зажал нос платком, а тетя Эмма оглушительно чихнула.
Шипение стихло, пыль осела, и в проеме стали видны роскошные апартаменты главы Ордена.
— Предлагал ведь культурно сдаться, а не позорно бежать, — заметил Кулио, глядя, как Мох пытается залезть под гигантскую кровать. Усмехнулся: — Мне до десяти посчитать или можно сразу тебя искать?
Он вошел в спальню и ухватил Моха за ногу. Тот брыкнулся, просипел:
— Все Смерти расскажу…
— Ябеда, — передразнил Кулио и со смаком харкнул на балдахин. — Стёпа, а ну подсоби!
Степан помог шефу вытащить толстяка из-под кровати и усадить на стул.
Кулио встал перед Мохом и раскинул руки в театральном приветствии.
— Мох! Старина! — издевательски провозгласил он. — Давно в гости не заходил… Что-то случилось?
— Весь в делах, — буркнул Мох, промокая грязным платком лысину. — И еще этот радикулит… Тебя, кстати, не мучает?
Кулио наигранно пощупал поясницу. Решительно покачал головой:
— Нет. Меня мучает другое. Мучает вопрос: сладко ли дрыхнет толстая скотина под нарядным балдахином в то время, как люди гибнут от лап и копыт безмозглых краснорылых ублюдков?
— Пока ты не заявился, бессонницей я не страдал, — сглотнув, огрызнулся Мох.
Складки на его подбородке уже тряслись, а глаза блестели.
— Хватит нюни распускать, — сурово сказал Кулио. — Подъем! Руки за голову, ноги на ширину плеч! Тебя будет судить народ, контра!
— Красавчик, — раздался за спинами озорной голосок. — Звезду еще себе на скафандре вышей.
Кулио напрягся и посмотрел через плечо. Степан резко обернулся, попятился.
Парализованные горгульи валялись на полу в неудобных позах, тетя Эмма с закрытыми глазами лежала в кресле, и крылья ее безвольно свисали с подлокотников. Бобер с Генагогом забились в угол и неуклюже прикрылись портьерой.
А посреди приемной стояла девочка с косичками и ковыряла чайной ложкой вишневый пудинг на серебряном блюдце.
— Наваждение, — пробормотал Кулио, встряхнув головой.
— Что ты, какое наваждение, —
Закат отгорел, и за узким окном стремительно темнело. Пламя факелов коптило стены приемной, бросая вокруг присутствующих дрожащие тени.
— Даже не знаю, что вам сказать, — промолвила Смерть с наигранным смятением. — Особенно тебе, Кулио длан Легласик.
Она процокала каблучками туфель к креслу и присела на подлокотник. Помотала ножкой в клетчатом чулке, задумчиво посмотрела на бесчувственную тетю Эмму.
— Знакомая, что ль, ваша? Впрочем, да чья же еще. Крепкая женщина… Я и заклинание сильное применила. Так нет — жива. Чего только на этом свете не увидишь. Верно, Кулио?
— Госпожа! — воскликнул Мох, падая на колени и подползая к девочке. — Почему же вы медлите? Убейте их, и дело с концом! Зачем вы с ними разговариваете? Они разгромили весь карпатский гарнизон и мою личную гвардию, мебель в замке попортили, сломали заколдованную дверь, то и дело обзывались, а этот… — он ткнул пальцем в сторону Кулио, — балдахин оплевал! Будь я на вашем месте…
— Ты никогда на нем не будешь, — резко перебила девочка. — Замолчи и не вмешивайся.
Она окинула взглядом замерших Кулио и Степана.
— Герои липовые.
— Чем больше болтаешь, тем меньше эффекта, — обронил Кулио.
— Это, — махнула худой рукой Смерть, — как я понимаю, всё, что осталось от некогда хваленого Братства? Присаживайся, Кулио, у нас есть еще время для мирной беседы…. Впрочем, ты прав: толку от пустой болтовни все равно ноль.
— Я не сяду, — сказал Кулио.
— Да-да. Ты у нас стоик, помню, — лениво кивнула Смерть. — Народный суд, всем злодеям по шее, бла-бла… Вынуждена огорчить. Даже если я тебе дам фору и миллион сочувствующих, вряд ли вашей кодле удастся причинить мне вред. Ты даже не представляешь, насколько я сильна. И с каждой минутой, с каждой новой жертвой я становлюсь лишь сильнее. Вот такая вот неувязочка.
— У меня есть Братство, — хрипло ответил Кулио.
Смерть театрально закатила лучистые глаза.
— Товарищ старший лейтенант, ты что, за дуру меня держишь? Неужели думаешь, что я не в курсе ваших нынешних отношений? Тебя ж отвергли, Кулио, опомнись! Причем по твоей собственной вине. Партия проиграна.
— Не проиграна, — дерзко сплевывая горькую слюну, вмешался Степан. — У него есть друзья. Пусть сейчас они далеко, но зря ты думаешь, что Братство распалось.
Девочка перестала мотать ножкой, накрутила косичку на палец. И одарила журналиста таким убийственным взглядом, что его озноб прошиб.
— Жаль тебя разочаровывать, но на этот раз вам действительно конец. Впрочем, могу гарантировать: когда ты будешь умирать, тебя не попросят отрекаться от воззрений и убеждений. Я ж не из инквизиции. Мне абсолютно по барабану — вертится Земля или стоит, круглая она или в форме октаэдра.