Бразилия и бразильцы
Шрифт:
Нацистские идеи и нацистское подполье в Бразилии и других южноамериканских странах служат питательной средой для возникновения всевозможных легальных, нелегальных и полулегальных «обществ», «союзов» и «команд», ставящих своей задачей борьбу с так называемым коммунистическим проникновением, то есть с прогрессивными силами этих стран.
В начале 60-х годов в Рио-де-Жанейро было создано «Общество защиты традиции, семьи и собственности» («ТФП»), провозгласившее своей целью «Крестовый антикоммунистический поход». Оно сумело создать свои филиалы в пятидесяти крупнейших городах Бразилии, Аргентины, Колумбии, Перу, Эквадора, Чили, Уругвая. Так расползается по континенту коричневая зараза, занесенная крысами, сбежавшими с тонущего к корабля третьего рейха. Дело зашло так далеко, что в июле 1971 года бразильские власти вынуждены были издать постановление, запрещающее переиздание в стране «Майн Кампф», служившей талмудом местным черносотенцам и «охотникам за коммунистами».
Увы, нельзя не признать, что человеконенавистнические идеи автора «Майн Кампф» продолжают заражать некоторые слои немецкого, и не только немецкого, населения на юге Бразилии. В этом мне пришлось однажды убедиться самому, когда несколько лет назад во время моего пребывания в Бразилии правительство этой страны пригласило группу иностранных журналистов посетить столицу Санта-Катарины — город Флорианополис. Самолет сильно запоздал, и мы прилетели поздно ночью, где-то около трех часов. На аэродроме нас встречали чиновники губернаторской канцелярии, подчеркиваю — губернаторской канцелярии!
Мы с Мартином Еестером, корреспондентом западногерманской «Ди Вельт», садились в один из лимузинов, когда к нам подскочил один из этих чиновников. Предупредительно придерживая дверцу автомобиля, он приветствовал нас «от имени правительства и народа штата», потом уселся на переднее сидение, обернулся и принялся разглагольствовать, стремясь, видно, сделать все возможное для того, чтобы полсотни километров, отделявшие аэропорт от города, не показались нам слишком долгими. Возможно, знакомясь с нами, он не расслышал, что один из его собеседников — корреспондент Советского радио. Но он хорошо понял, что другой был журналистом из ФРГ. И, желая доставить гостю удовольствие, он залился соловьем, восхваляя Германию, славные традиции и героический исторический путь народа этой страны. Его понесло, он быстро добрался до Гитлера и, воздевая руки к небу, хватаясь за голову, стал сокрушаться: «Да, да, я понимаю, он плохо кончил… Но никто не смеет отрицать, что этот человек был выдающимся государственным деятелем, что он сделал из Германии великую страну, что именно при нем с наибольшей силой окрепли концепции величия германской нации».
Мартин Гестер, устало откинувшись на спинку автомобильного сиденья, лукаво подмигивает мне. Его забавляет эта ситуация. Мартин умеет объективно оценивать недавнее прошлое своей страны. Мы с ним хорошо знакомы, немало беседовали, я знаю, что он ненавидит нацизм. Но наш гостеприимный собеседник этого не знает. Он продолжает изливать свою душу, сокрушаясь по поводу того, что Гитлеру не удалось осуществить свои идеи, «многие из которых, дорогие сеньоры, поверьте мне, были не так-то уж и плохи… Да, да, я знаю это, я хорошо владею немецким и прочел все, что можно достать в Бразилии о Германии. Здесь у нас богатые библиотеки. Есть даже, — он заговорщически понизил голос, — „Майн Кампф“».
Далее следует очередная тирада по поводу концепций величия германской нации, но машина визжит тормозами, и заспанный портье отеля распахивает, согнувшись в учтивом поклоне, дверцу машины.
Мы выходим. Мартин поворачивается к чиновнику и говорит снисходительно:
— Я бесконечно признателен вам за эту содержательную лекцию. Позволю себе только заметить, что, на мой взгляд, пять миллионов немецких жизней, ставших жертвами войны, — это слишком высокая плата за идеалы «величия германской нации»…
Сказав это, он спокойно пошел к входу в отель. Затем подошел к чиновнику я и сказал:
— Я тоже благодарю вас, сеньор, но вынужден разделить точку зрения Мартина. Рад познакомиться: корреспондент Московского радио… — я сделал ударение на слове «Московского» — и назвал себя.
Чиновник остался стоять с распахнутым настежь ртом.
Не хочу показаться тенденциозным и не стану утверждать, что все немцы бразильского Юга — нацисты и поджигатели войны. Многие из них люди, весьма далекие от политики: коммерсанты, обыватели, дельцы, — и пекутся они не о судьбах мира, а о собственных делах: о процветании своей скотоводческой фазенды или обувного предприятия, текстильной фабрики или швейной мастерской, банковской конторы или чистенького ресторанчика с гортензиями у входа и геранью на окнах.
Глава седьмая
В КРАЮ ГАУШОС
Чистенький Нову-Амбургу с клумбами гортензий, педантично размеченными пешеходными переходами и полупустыми пивными барами находится уже совсем недалеко от цели нашего путешествия — Порту-Алегри, столицы штата Риу-Гранди-ду-Сул. Шоссе наконец-то спускается с гор в долину реки Жакуи и вытягивается в длинную серую ленту. Справа и слева виноградники и поля пшеницы, плантации риса и кукурузы.
А затем снова, в который уже раз, в ветровом стекле машины появляются предместья большого города. Правда, здесь, на подходе к Порту-Алегри, воздух почище и суеты поменьше, чем, скажем, в пригородах Сан-Паулу. Да это и понятно: здесь нет металлургических гигантов или автомобильных фабрик, рудников или машиностроительных заводов. Порту-Алегри окружен предприятиями легкой промышленности: обувными фабриками, мукомольнями.
Город появляется неожиданно. Вместо указателей автострады номер сто шестнадцать вдруг видишь на стенах домов таблички «авенида Фаррапос». Слева аэропорт. Справа — нет-нет и мелькнет за домами река Гуаиба, на которой виднеются даже отсюда, с шоссе, высокие опоры полуторакилометрового моста, по которому уходит на юг, к уругвайской границе и дальше к Монтевидео, сто шестнадцатая автострада. Мост нужно будет посмотреть: о нем с восхищением пишут все, кто бывал в этом городе. Называют чудом инженерного искусства, восхищаются легкостью, с которой подымается, пропуская суда, центральный пятисоттонный пролет моста.
Город словно вырастает на глазах. Приземистые дачные домики предместий сменяются пяти-шестиэтажными корпусами квартала Сан-Жоан, а впереди надвигаются двадцатиэтажные фасады авениды Боржес де Медейрос. Как-то удивительно быстро заканчивается путешествие, которое казалось раньше таким пугающе долгим и полным неожиданностей.
Позади — 1534 километра двух автострад — Виа-Дутры и шоссе 116. Мы в Порту-Алегри, что в переводе на русский язык означает «Веселый порт».
Этим необычным именем город обязан забавной истории своего возникновения. В середине XVIII века, устав от нескончаемых войн и препирательств с Испанией за обладание самой южной частью бразильской территории, правительство Португалии решило посредством планомерной колонизации окончательно закрепить ее за собой. На Азорских островах гонцы из Лиссабона огласили высочайшее приглашение: в южную Бразилию вербуются молодые супружеские пары, которым король гарантирует бесплатный проезд, бесплатный надел земли, стройматериалы и, в качестве рабочего скота, индейцев. От переселенцев требовалось только одно: плодиться и заниматься сельским хозяйством. Вдохновившись королевским призывом, они с таким рвением приступили к исполнению вышеупомянутых обязанностей, что уже через несколько лет после прибытия в 1752 году первых шестидесяти супружеских пар с Азорских островов скромный «Порто дос казайс» («Порт супругов») превратился в шумный город Порту-Алегри, столицу одного из богатейших штатов Бразилии. Едва ли не единственным напоминанием об этой романтической истории осталось сейчас название Асорес — «Азорские острова», которое носит тихий городской сквер близ тяжеловесного каменного моста, переброшенного через маленькую речушку.
Порту-Алегри, населенный потомками азорских переселенцев, позже смешавшимися с немецкими, итальянскими, славянскими колонистами и в первую очередь с самими бразильцами, приходившими на плодородные земли Риу-Гранди-ду-Сул из Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро, весьма успешно оспаривает сейчас с Белу-Оризонти позиции третьего по значению города страны.
Порту-Алегри похож на другие столицы бразильских штатов, и в то же время он своеобразен и неповторим. Кажущаяся, на первый взгляд эклектика архитектурных стилей XIX и XX веков постепенно перестает раздражать и даже начинает нравиться. Во всяком случае она радует глаз куда больше, чем, скучная геометрия улиц Белу-Оризонти или бездушное нагромождение небоскребов Сан-Паулу. Тем более что столица Риу-Гранди-ду-Сул в отличие от Сан-Паулу располагает прекрасными парками и садами. Даже в самом центре города, заставленном зданиями банков и фирм, нашлось место для небольших скверов и араукариевых аллей, для аккуратных клумб и геометрических зеленых газонов декоративного кустарника, Впрочем, боюсь, что я оговорился, упомянув «центр» города. В Порту-Алегри это понятие весьма условно. Здесь нет какой-то площади, улицы, перекрестка или монумента, который мог бы служить таким же городским центром или осью, как проспект Аньянгабау в Сан-Паулу, как авенида Варгаса в Рио, не говоря уже о площади Трех властей в Бразилии. Порту-Алегри застраивался весьма хаотично и сумбурно. Он растекался по берегу широкой и уже безнадежно загрязненной реки Гуаиба, взбирался на пологие холмы и тянулся вдоль дороги, по которой издревле на север, в Парану и Сан-Паулу, перегоняли караваны скота.