Бразильский вояж
Шрифт:
— Сеньорита Алма, прошу вас не отказывать мне в такой мелочи. Я знаю вашу историю с пиратами и сочувствую вам. Я готов предложить вам руку и сердце, и осыпать вас подарками куда более ценными, чем эта вещица, лишь дайте мне хоть малую надежду. Я не готов торопить вас, но вы так прекрасны и юны, что моё нетерпение не знает границ.
Говоря это, он торопливо застёгивал на её шее ожерелье, а она делала незначительные попытки сопротивляться. Подняла на него свои потемневшие зелёные глаза и прошептала тихо:
— Дон Олаво, я сказала, что не могу носить его при всех.
— Очень хорошо, сеньорита Алма! Я это расцениваю, как победу над вашей гордостью и прошу только поносить его тут, при мне. Это будет означать, что я получил надежду, не так ли?
Она повела плечами, что могло означать что угодно. И всё же ответила:
— Мне трудно на это ответить, сеньор, но можно и так расценить наши отношения. Однако, прошу до поры не разглашать их. Я могу надеяться, дон Олаво? — она кокетливо улыбалась, подставив ему для поцелуя руку.
Не прошло и недели, как она разрешила дону Олаво не только целовать руку, но и губы, что привело его в такой восторг, что он тут же подарил ей налобное украшение из аметистов и рубинов и с россыпью мелких брильянтов.
— Сеньор, я скоро не буду видна под вашими подарками. Вы такой милый! Никогда бы не поверила, что такой большой мужчина может быть таким галантным и щедрым. Вы меня балуете! — и Алма жеманно повела плечами, слегка уворачиваясь от его поцелуев.
Он же все настойчивее приникал к ней, покрывая плечи и шею горячими поцелуями. Страх овладел Алмой. В какой-то момент она почувствовала, что может сдать главный бастион её форта, но он устоял, а сама девушка поблагодарила Господа за силы, позволившие ей не поддаться на искушение.
В гостинице она была задумчива и грустна.
— Что случилось, Алмита? — спросил Ник, ревниво наблюдая за ней.
— Сегодня я едва избежала самого страшного, Ник.
— А что ты считаешь таким страшным в жизни?
— Меня откровенно домогался дон Олаво. Посмотри, что он мне подарил! — Алма выложила на стол украшение. — Оно стоит не одну тысячу крузадо!
— Тебя можно понять, моя крошка! Но мне и этого не надо, лишь бы мы с тобой продолжали любить друг друга, как всегда любили.
— Но я могу не устоять перед этим господином! Он так щедр, что в случае своего успеха он может осыпать меня подарками на многие тысячи! Я в растерянности и не знаю, как поступить. Тебе ведь я позволила переспать с твоей Дианой, но мне?.. Это совсем другое дело! Я боюсь и мне нехорошо.
Ник побледнел и зло смотрел на удручённое лицо Алмы. Она искренне переживала, но он понял, что она может не устоять перед горой драгоценностей. И что тогда? Они расстанутся, а ему этого так не хотелось. И тоска сжала его сердце жгучей ревностью и греховными мыслями.
Они вместе переживали это состояние неуверенности и опустошённости.
— Знаешь, милый мой, я буду сопротивляться до последнего. Лишь в крайнем случае могу сдаться. Но это будет чисто деловая сделка, милый мой Николас! Верь мне, прошу!
— Я верю, но не могу принять этой жертвы ради каких-то стекляшек! И я не знаю, как поступлю, узнай о твоём падении, Алма. Сейчас мне невозможно ничего предугадать или решить!
— Я тебя прекрасно понимаю, любимый, но могу ли я устоять? Слишком огромен соблазн. И он так внимателен и предупредителен, так мило говорит, что у меня в груди что-то обрывается, и воля моя тает, как туман.
— Больше не надо об этом говорить, Алма. Я не хочу слышать об этом более, и давай оставим все на волю Господа. Всё в руках его!
Она нежно целовала его в щеки, орошая их слезами сожаления и прося у него прощения за несовершенное преступление.
В таком подавленном состоянии Ник появился в доме донны Дианы. Она в ту же секунду обратила на это внимание и окружила его таким материнским вниманием и заботой, что он вскоре оттаял. Они поужинали при свечах. Обстановка оказалась подходящей, а женщина так любезна и откровенна, что он, помня разговор с Алмой, вынужден сам уступить домогательствам этой сеньоры. Она откровенно волновалась, даже паниковала, и это немного забавляло юношу.
Он помог раздеть её. Та прерывисто дышала, лезла целоваться, и Ник позволял это. Так они оказались в объятьях друг друга, а чуть позже Ник без особого удовольствия вознёс сеньору на вершину блаженства. Изголодавшаяся по мужской плоти женщина извивалась, стонала и даже пыталась вопить.
— Диана, ты поднимешь весь квартал своими стонами. Неужели тебе было так хорошо?
— Глупый мой мальчик! Это ощущение невозможно передать словами! Таких слов просто не может быть. Разве что-то может сравниться с таким наслаждением? Я так люблю тебя, мой ненаглядный малыш! Я готова всё сделать для тебя! Проси, что захочешь!
— Да мне ничего не нужно от тебя, моя пышка! Ты делаешь мне так много приятного, что грех ещё что-то просить. Ты отдохнула?
Она поняла вопрос и с готовностью предложила себя снова.
В гостиницу этой ночью он не вернулся. Алма вздыхала, голова разболелась от мрачных дум и предчувствий. Она до утра ворочалась на жаркой простыне и так и не заснула. Прождала до полудня и тут окончательно убедилась, что он мстит ей. Это была расплата за её грязные поступки, и она это понимала.
— Боже! Никогда не могла подумать, что меня это так затронет? Значит, я его по-настоящему люблю и готова для этого на всё! — говорила она сама себе, шагая по комнате, словно разъярённая тигрица. — Зачем я так поступила! Неужели без больших денег нельзя жить счастливо и приятно? Можно! А я бросила его в объятия порока и лжи! Как глупо и необдуманно! И во всем я сама повинна. Мне некого винить кроме себя!
Она не позавтракала, не оделась. Вышагивая по комнате, она продолжала бичевать себя, проклинать её жажду богатства и моля Бога всё вернуть на прежние их отношения.
Ник появился неожиданно, Алма в напряжённой позе пришибленного щенка, впилась в его глаза своим взглядом, ожидая чего-то страшного и неотвратимого.
— Ты был с нею? — наконец прошептала она вопрос. Злобы и отчаяния в голосе Ник не услышал, и это удивило его.
Он только кивнул. Слов не нашёл, боясь сорваться на крик или ударить её. Он и к этому был готов. Но она не кричала, не ругала, не упрекала.