Бразильский вояж
Шрифт:
— Своей пассии ты что-нибудь говорил?
— Ничего. Зачем? Выпить есть что-нибудь?
— Я налью тебе вина. Кружки хватит?
Ник залпом выпил кружку, посмотрел с сожалением в пустое дно, но не попросил новой. Лишь спросил:
— Мне идти договариваться и искать транспорт?
— Можно, но куда мы поедем? Это надо решить вначале.
— А я думаю, что нет никакой разницы, куда. Куда будет возможность завтра ехать — туда и поедем. Ты тут все приготовь.
Он ушёл и вернулся лишь к вечеру.
— Через четыре дня уходит судно до Баии. Можно на нем поехать, а это время можно переждать на одной из ближних фазенд. У тебя есть знакомые фазендейро?
— Можно поискать. Обязательно найдутся. А что им сказать?
— Что угодно. Например, что нам надоела городская жизнь, и хотелось бы тишины и покоя.
— Завтра я поищу такого дурака, Ник. Лишь бы нас не застукали раньше.
— Что, есть причины? — насторожился Ник.
— Никаких. Просто случай может нас столкнуть с неудобными людьми.
— Да, верно. Ты с утра займись фазендейро, а я найму коляску. Слава Богу, деньги у нас уже имеются, будь они прокляты!
— Не надо так переживать. Мы уже договорились, что забудем всё, связанное с этим городом. И не надо так нервничать. Это передаётся мне, а у меня животик скоро появится, — и она слегка похлопала по нему ладонью.
— Что у тебя с воздыхателем? — осмелился спросить Ник. Она живо ответила, ни секунды не запинаясь:
— Ничего. Я дала ему надежду, но теперь все кончено. Пусть питается надеждой. Это я ему могу оставить без сожаления.
Ник посмотрел с подозрением, но ничего не заметил. И всё же подумал: «Она отлично может скрывать свои чувства и намеренья. А я, дурак, ничего такого не умею. С меня даже сестра смеялась и дразнила. Интересно, как у неё сложилась жизнь. Она или нет устроила мне ловушку на судне? Как бы я хотел до этого докопаться!»
В самую жару Ник с Алмой уселись в закрытую коляску и отъехали с заднего крыльца гостиницы. Никому не сказали направление, лишь Ник точно узнал время ухода судна, намереваясь попасть к самому отплытию. Задаток он капитану уже оплатил.
Фазенда находилась всего в полутора легуа от города, и коляска, запряжённая двумя сытыми мулами, за два часа доставила их на место. У Алмы было письмо к управляющему, и тот без лишних расспросов предоставил им комнату, полагая, что это или супруги, или любовники. Познакомил с сыном хозяина. Тому было лет семнадцать, и он с удовольствием познакомился с молодыми красивыми людьми. Он откровенно радовался обществу и тут же предложил проехаться на лошадях по землям фазенды.
— С удовольствием принимаем ваше предложение, молодой сеньор Диого[1], — Алма источала довольство, любезность и сулила много ещё чего.
— Когда вас ждать, сеньоры? — сиял юноша, всматриваясь в Алму и смущаясь.
— Не больше часа, молодой человек, — улыбнулась Алма. — Я хотела бы помыться с дороги и перекусить. Это вас не затруднит?
— Буду рад вам услужить, сеньорита! — юноша тотчас пошёл отдать распоряжения, а молодёжь ушла в комнату.
— Ты просто околдовываешь молодых людей, Алма, — мрачновато заметил Ник. А она улыбнулась и поправила его:
— Не только молодых, мой Николас, но больше старых и противных. Я так сейчас свободно себя чувствую! Словно вырвалась из клетки.
— Тебе помочь? — спросил он, когда служанка внесла ведро с тёплой водой, таз, мыло и полотенце.
Она вопросительно посмотрела на него, улыбнулась загадочно.
— Если не трудно, милый.
Он помог ей снять одежду, ощущая нарастающее возбуждение. Это не очень ему понравилось, но ничего поделать с собой не мог. Её тело так соблазнительно белело в полутёмной комнате с зашторенными окнами, что он непроизвольно стал ласкать его, мешая мыться.
— Ты мне мешаешь, глупенький! — ласково заметила она, повернулась к нему лицом и, секунду помедлив, впилась в его губы страстным поцелуем. Он был оглушён внезапностью и принял его, как предложение к любви.
— Погоди, милый! Я вся мокрая, а ты потный! — он закрыл её рот поцелуем, и они слились воедино прямо на полу, на циновке, и пережили минуты блаженного примирения и восторга.
— Как я забыл закрыть дверь на крючок? — опомнился Ник, но уже все закончилось, и они, слегка смущаясь, продолжили купаться уже вдвоём, помогая друг другу и смеясь от счастья и мира.
Служанка постучала в дверь, и Алма тут же крикнула, не подумав:
— Дверь открыта!
Служанка охнула и попятилась назад. Ник прикрылся, а Алма сказала спокойно и даже властно:
— Ты что, никогда не видела голых людей? Поставь всё на стол. Я сама с этим управлюсь. И поменьше болтай, чёрная ведьма!
— Зачем так грубо, Алма? — сделал замечание Ник. — Она ведь не виновата.
— Для урока, милый. Пусть знает, что белая женщина может всё.
Он вздохнул, спорить после минут счастья и блаженства не стоит, и не стал одеваться, а накрылся простыней до пояса, и они сели за стол.
Вскоре постучали в дверь, вошёл Диого и со смущением остановился на пороге, не зная, как вести себя.
— Что, синьозиньо[2], лошади готовы? — спросила Алма, как бы не замечая неловкости юноши. Она-то была одета. — У вас седло женское?
— Да, сеньорита. Вас скоро ждать?
— Я готова, а сеньору понадобится минут пять. Мы скоро.
До вечера молодые люди катались по пригоркам и негустым лесам, искупались в речке с довольно холодной водой, а Диого спросил после:
— Мы никогда так много не купаемся здесь.
— Потому нас на Востоке часто называют варварами, — заметил Ник. — Там богатые люди купаются несколько раз в день. Любят чистоту.