Буканьер
Шрифт:
— Представляю, как верещал этот мерзавец, — хохотнул он. — Давненько у них никто не сбегал.
Я кивнул. Мы стали первыми за долгое время.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Андрей Гринёв, — представился я, и тот удивлённо вскинул брови.
— Шон Келли, — проворчал ирландец.
Негры молчали, словно потеряли дар речи. Оба были напуганы так, что чудом держались на ногах, но, в любом случае, их имена Эмильена не интересовали.
Буканьер коротко свистнул, и из кустов выбежала большая лохматая псина, столь же подозрительно смотрящая на нас. Она подбежала к каждому, внимательно принюхиваясь, а потом вернулась к хозяину, не издав ни звука.
— Ладно, — сказал Эмильен. — Христос велел помогать страждущим.
Он опустил мушкет, и я, наконец, опустил свой, смахивая надоевшую каплю пота, доползшую почти до подбородка.
— Ступайте за мной, — сказал он.
Глава 17
Эмильен Лемари скрылся в зарослях так проворно, будто перетекая между хлёсткими ветками. Мы ломанулись вслед за ним. Шон жестами предложил мне напасть на буканьера сзади, чтобы забрать ружьё и припасы, но я покачал головой. Это стало бы непоправимой ошибкой. Тем более, собака наверняка почует угрозу, и даже если буканьер не успеет отреагировать, то она нападёт сама, а я бы такую псину предпочёл не злить.
— Как нынче живётся у месье Блеза? — спросил буканьер походя.
— Паршиво, — хмуро ответил я.
— Всё как всегда, — хмыкнул он.
По лесу он шёл, как у себя дома, как полноправный хозяин, совсем не так, как мы. Мы здесь были всего лишь гостями. Пёс бежал рядом с ним, вывалив язык, и иногда отбегая в стороны, когда замечал что-нибудь любопытное. Буканьер шёл быстро, и мы за ним не поспевали, особенно сильно отставали негры, которые вообще не могли держать такой темп.
Он вёл нас какими-то едва заметными тропками в глубину леса, ишагать по его следам оказалось гораздо проще, чем торить дорогу самостоятельно.
Лес казался нескончаемым, и мы всё глубже заходили в чащу. Лианы тут и там свисали с деревьев, и я заметил, как сторонится от них ирландец. Густая листва шелестела на ветру, ветки постоянно лезли в лицо, приходилось раздвигать их руками, рискуя получить веткой по морде от впереди идущего. Наверху, в кронах деревьев, скакали обезьяны, зачем-то преследуя нас. Их пронзительные крики здорово меня раздражали, и будь я один, предпочёл бы уйти от них подальше, чтобы никто не мог нас найти, привлечённый их криками, но буканьер, казалось, не обращал на них никакого внимания.
— Куда мы идём? — спросил Шон.
— К нам в гости, — ответил Эмильен.
Пёс вдруг сделал стойку на ближайшие заросли и глухо зарычал. Буканьер жестом приказал нам остановиться и вскинул мушкет. Его движения неуловимо преобразились, стали собранными и сосредоточенными. Не издав ни единого звука, Эмильен крадучись пошёл к зарослям. Выстрел прогремел совершенно внезапно, всё вокруг затянуло вонючим пороховым дымом. Когда дым рассеялся, Эмильен уже выходил из кустов, держа на одном плече мушкет, а на другом — подстреленного молодого кабанчика, практически подсвинка. Возможно, именно того, который убежал от нас.
Кровь стекала буканьеру прямо на рубаху, и пёс носился вокруг хозяина, поскуливая и пытаясь поймать хотя бы несколько капель высунутым языком.
— Тихо, Феб, сидеть, — рыкнул буканьер, и пёс обиженно уселся на землю.
Эмильен оглядел нас, потом подошёл к Муванге и передал ему кабанью тушу, которую тому пришлось держать на руках. Закинуть кабанчика на плечи не позволяли раны.
— Тащи! Понял? — громко и чётко, будто разговаривая с умственно отсталым, спросил буканьер.
— Это с чего вдруг? — вскинулся Шон, недовольный тем, что незнакомец посмел эксплуатировать наших ниггеров.
— А у тебя какие-то проблемы, красавчик? Вы жрать хотите? — спросил Эмильен.
Негры закивали.
— Вот и пусть тащат. Зажарим потом, — пояснил буканьер.
Возражать против такого никто не стал. Буканьер принялся неторопливо перезаряжать мушкет, а я стал внимательно наблюдать и впитывать знания. Сперва он сыпанул немного пороха на полку и поставил курок на предохранительный взвод, затем поставил мушкет прикладом на землю, сыпанул ещё пороха прямо в ствол. Из мешочка на поясе достал пулю, обернул её кусочком ткани и затолкал в ствол, пропихивая её до самого конца шомполом. Не так уж и сложно, хотя довольно долго, особенно если делать это всё в пылу сражения.
— Что ты так смотришь? — спросил он. — Думал меня пристрелить, пока я перезаряжаюсь?
— У меня и пуль-то нет, — хмыкнул я.
Буканьер глянул на меня, несколько мгновений помолчал, а потом расхохотался во весь голос. Хриплый хохот напоминал карканье вороны.
— Ха-ха-ха! Пуль нет! — веселился Эмильен. — А я же поверил! Ха-ха-ха!
Я усмехнулся.
— Рисковый ты парень! Пустым мушкетом грозить, — утирая лицо, произнёс Эмильен. — И ни пуль, ни пороха нет?
— Порох есть, — сказал я, хотя не был уверен до конца в его качестве.
Он мог отсыреть, пока мы валялись на берегу ручья и шли вверх по течению. Я сунул руку в мешочек, отобранный у мёртвого охранника. Порох, к счастью, оказался совершенно сухим. Я отряхнул пальцы от налипшей пороховой пыли.
— Держи, пригодятся, — буканьер сунул мне в руки небольшую горстку свинцовых пуль. — Пыжей... С лохмотьев своих нарвёшь, если что. Ткань вроде неплохая. Была...
— Спасибо, — пожал плечами я.
Снова дербанить собственные шорты не очень хотелось, от них и так осталось одно только название. Но зарядить мушкет стоило, и я старательно повторил всё, что увидел пару минут назад. Оставшиеся пули пришлось бросить в тот же мешочек, где лежал порох. Теперь, с оружием в руках, я чувствовал себя прекрасно. Тем более, такого калибра. Это вам не девятимиллиметровая пукалка, это настоящее кремневое ружьё. Слона из такого не завалить, но быка — запросто. Человека и подавно.
— Ну всё, идём, — сказал Эмильен. — И так я с вами подзадержался.
— Ты сам откуда? — вдруг спросил Шон.
— Гасконь, — сказал буканьер.
— Гугенот? — насторожился Шон.
— Слава Богу, да, — ответил Эмильен.
— Еретик, — прошипел ирландец.
— Ты сам-то давно добрым католиком стал? — я покосился на Шона, но тот не ответил.
Меня покоробила эта внезапная щепетильность, но я понятия не имел обо всех хитросплетениях нынешних религиозных отношений. Я помнил только осаду Ла-Рошели, да и то из «Трёх мушкетёров», довольно смутно представляя, кто такие гугеноты, и из-за чего с ними воевали католики. Мне, в целом, было без разницы. Люди во все времена находили, из-за чего начать резню. Хоть из-за отрезанного уха, хоть из-за очередной утопической идеи.