Букет белых роз
Шрифт:
— Вам это легко удается, — заметила я.
Потом встала. Я не знала, что мне было нужно - прочесть книгу, провалиться в сон или послушать музыку, - и поэтому только остановилась посередине комнаты.
— Вы удовлетворены этим перемещением?
– сзади.
– Не жалеете?
— Почти… Из него я ничего не извлекла. — Я подняла руку, разжав ладонь: украденный из прошлого крест удобно помещался в ней. — Кроме этого.
Я потянула за давящий воротник, сглотнула, отстегивая пальцами пуговицу.
— Мне мало воздуха… Пройдемся по
— Ночные прогулки полны романтики, госпожа. — Себастьян искоса посмотрел на меня: — У вас свидание?
— Да… — Мои глаза стали тяжелыми, без искры, когда иронично-холодный ответ нашелся сам собой, — свидание с одиночеством.
Не включая света, я прошла на кухню и взяла стакан, но губы, как ни странно, отказывались от воды. Поставила обратно. Пальцы все еще лежали на краях стеклянного стакана. Печаль сворачивалась комком.
Я словно жила в половину дыхания. Опять растратила, изжила всю себя…
— Вас так и не отпустила тревога, - сказал Себастьян, когда зашел на кухню с плащом и обувью в руках.
– Я вижу — вы хотите, чтобы вам стало легко.
Жизнь ставила новый спектакль, но в нем все слишком спутанно и необъяснимо.
Не было ни драмы, ни комедии… Все смысловые цепочки развеяны, лежат по углам, и мне не собрать их в правильную линию.
Я села, пристроив ослабшие руки на скрещенных коленях. Себастьян опустился передо мной на колени.
— Может, передумайте? — вздыхая, спросил мужчина, когда застёгивал на моей ноге сапог. Рука, случайно коснувшись щиколотки, была нежной и холодной. — На улице идет дождь.
Не внимая этим словам, я ласково прошептала ему сквозь полумрак:
— Не страшно.
========== Глава 12 ==========
Ты не касаешься. Но ты касаешься через меня. Ты не чувствуешь. Но ты чувствуешь через меня. © Дикая орхидея (Wild Orchid)
Покой не собирался снисходить в душу с благодатных небес. Да и они сами сейчас не являлись таковыми…
Вымытый дождями наступающий вечер светился разноцветными, словно такими же размытыми огнями, утонул в омуте столичной прохлады.
Я не знаю, как мы долго шли с демоном по мокрым улицам.
Себастьян телохранитель целиком, но никто больше. Даже если рядом ним не была одна, то все равно чувствовала — как без никого…
С собой не брала ни телефона, ни денег, ни паспорта.
Сбился счет шагов, когда я с личной охраной направлялась по улицам пешком. Я редко так делала, мне это нравилось больше, чем ходить под солнцем.
Желтые круги фонарей отражались в лужах зыбкими огнями. Темная от вечера вода бешено неслась под ногами, но не проникала в подошвы.
Одиноко сердцем. Одиноко всем существом…
Как единица среди нулей, но и не без никого…
У Себастьяна за мной и вовсе не останавливается дозор. Его неистощимая бдительность и мое неослабное желание проникнуться в иную жизнь города вели нас по улицам, бросали, ныряя, в редкую толпу, уводили подальше от квартиры, где сейчас живу.
Куда идти дальше — не важно. Лишь бы идти…
Закаленная всем, чем только можно, я искала забытья в этом холоде, в этой падающей воде. Но саднящее ощущение в горле никак не проходило, а всевозможные чувства когтями раздирали меня изнутри.
Мы шли так долго, что впереди, показавшись, засветился международный аэропорт. На секунду в голову пробилась странная мысль: а если улететь домой? или все-таки остаться?
Не знаю.
Дождь, неторопливо плывущий над засыпающим миром, окружил двоих идущих к нам мужчин плотной пеленой, делал их издалека неопознанными. Два незнакомца громко шутили о чем-то, иногда поглядывая вперед.
Мы не успели пройти мимо — один из них, слишком нежданно, остановился прямо передо мной. Себастьян, увидев это, настораживающе приготовился заслонить меня от него рукой, но я приостановила этот жест своей рукой. Взгляд демона будто спрашивал: но зачем? И я отвечала так же молча: затем, пойми.
Тихо дыша в поднятый воротник, я повернула на появившегося мужчину голову, не замечая холодных струй, больно секущих щеки, губы и веки.
От неожиданности воздух залетел глубоко в глотку.
Еще раз, словно не веря себе, вгляделась в лицо, как на картину, но между тем несколько испуганно.
— Отец…
Не ошибка, нет. Видение было неопровержимым — мне это не снится. Мне не мерещится…
Рядом, здесь, перед глазами. Удивленный не меньше.
— Папа! — как маленькая, я кинулась к нему на шею. Точно бы родитель вернулся с работы.
Когда он тоже обнял меня, радость растеклась рекой, наполнила теплом, согрела. Прижимаясь в его мокрой куртке, было безразлично теперь все — мне так не хватало его…
— Господи, живая… — Отец задышал на мое лицо охлаждающим ментолом, а я, разгибая голову, падала в его темно-медную пропасть заботливых, нежных глаз. — Солнышко мое… родная… — прошептал он в улыбке и крепче, одновременно со мной, сжал в своих руках.
***
Мы не виделись не так долго, но я сильно скучала по отцу. Мне казалось, что прошло не три месяца, а больше. За такой срок отец изменился — теперь, в связи с его ухудшенным зрением, он начал носить очки. Он заметно похудел, как от болезни, стал таким же, а пара стекол только приукрасила его внешность.
Но возраст родителя, почти дошедший до рубежа пятидесяти, указывали едва видные сероватые виски, оттеняющие темные волосы с седым прочерком, и неглубокие морщины, что пролегли от крыльев носа к уголкам губ. Но только душа оставалось юной и тянущейся к радости, несмотря на с годами привитую серьезность и предприимчивость.
— Господи, промерзла вся, родная… — Он подошел сзади, кротко сжимая за плечи, и поцеловал меня в висок, когда я с грустью в глазах помешивала чай в стакане.
Изнеженный такой неожиданной встречей, отец меня ни грамма не смутил. Немного беспокоила проступающая, неестественная бледнота его лица.