Букет белых роз
Шрифт:
— Что ж, - жнец усмехнулся.
– В таком случае могу пожелать тебе только удачи.
Он собрался повернуть обратно. Я выплеснул из легких стон, давя пустоту в кулаке.
— Подожди, - остановил Деяна, держа рукав пальцами, смотрел в глаза.
– Пока я здесь, не возвращай меня обратно.
Жнец помолчал, глядя на мои удерживающие пальцы, и потом мы опять столкнулись взглядами.
— Ты хочешь кого-то увидеть?
Юлия
Автобус увозил нас по дорогам. Себастьян сидел у окна рядом со мной, а отец — в другом ряду мест. Я впервые
Многое протекло с мыслями — они выстроились в голове от первых лет жизни и до сегодняшних дней. Вспоминать было трудно, словно принимать назад то, от чего давно отрекся.
Ничего не грело руки. Они лежали на моих коленях, но тут их накрыли длинные пальцы в черной перчатке. Теплые…
Я повернулась к Себастьяну: за ним в окне проплывали здания.
— Не беспокойтесь, госпожа. — И та же улыбка. — Все будет хорошо.
– Не отнимая правой руки от лица, демон сквозь раздвинутые пальцы взглянул на меня.
– Вы хотите довериться мне?
В тени пальцев его глаза тайно загорелись малиновым пламенем с суженными зрачками. Левая рука Себастьяна продолжала греть мои, постепенно теплеющие.
Он погрязший в пороках… Он больше не может быть другим.
Слегка покачав головой, я ответила:
— Ты просто слушайся и выполняй. Это все, что нужно.
Отведя глаза, я сама задумалась над этим.
От встающего солнца раскалившиеся, как медь, тучи быстро покрывали город. Ветер, что резал по вдыхающим легким, до сих пор наносил снежинки. Втроем мы единым духом поднимались по лестнице в больницу. В место, где здоровье и медицина сводили свои счеты.
Мысли настолько притупили внимание, что я пропустила одну ступеньку. Себастьян сразу схватил меня за плечи и, возможно, чтобы этого не повторилось, так и держал всю дорогу, незаметно пройденную ко второму этажу.
Все ненужное пропускалось мимо глаз: я не хотела впитывать отвлекающее — все мысли были только о одном.
— Прошу, заходите сюда. — Медбрат открыл нам дверь. — Вот ее палата.
К горлу с неизбежностью подступил ком волнения. Что-то меня вгоняло в трепет и с каждым новым шагом помножая его.
— Мама…
Она лежала как без сознания. К ее правой кисти была привязана капельница, по которой в вену поступала питательная жидкость. Лицо мамы, залитое бледнотой, избороздили морщины — она как будто постарела, а под глазами отчетливо виднелись лиловатые тени, как после побоев.
— Когда ее разместили здесь? — услышала я голос отца.
— Буквально три дня назад, — ответил медбрат. — Ее организм сильно ослабел за это время. Экспертиза подтвердила, что многие, кто принимали участие в обрядах секты, погибли от сильной интоксикации. Этой женщине крупно повезло - ей удалось спастись. Ей нужно еще недели полторы здесь полежать, чтобы восстановиться.
Я смотрела вперед, и меня тянуло к матери, как по внутреннему шепоту, заколдовавшему и указавшему
Я опустилась на колени, беря исхудавшую руку в свои руки.
— Мама… ты слышишь меня?..
Выходя из глубокого сна, она застонала, время от времени жмурила глаза.
Как странно, но меня ничто не щадит, — лишь привязывает к боли по рукам и ногам, не расставаясь, а острое копье в очередной раз подцепило сердце.
Не было ни бесплодных сетований, ни надрывов от рыданий, а только сдержанность и почти молчание напополам; груда несчастий опять легла на поверхность души, укреплённой многочисленными ударами.
Я коснулась родной руки щекой.
— Мамочка, какая же ты стала… Мама… это я, твоя дочь.
Услышав это, она разлепила сонные глаза. В них отражался двумя пятнышками свет от ламп. Мама задвигала головой, затем посмотрела на нас. Ее сиплый хрип отделял паузами слова:
— Володя… доченька…
С нее чьи-то небесные губы будто бы сдули слой пепла, в котором она забыла о нашей семье. Я не отпускала маму, держала за руку. Отец только молчал — наверное, не знал, что сказать.
В родных глазах напротив высекались искры раскаяния, выходили чистыми слезами.
— Простите меня…
Грелль
Оказавшись рядом с калиткой, я ощутил, как волнение прихлынуло к груди. Я изучил взглядом чистый двор и зафиксировал, как блестят под лучами светло-желтые волосы.
— Эрик…
Он тоже заметил меня и встал со стула, расцветая в широкой улыбке:
— Превеликий Легендарный, это ж сам Сатклифф! Ты чего, тоже того?
Я понял, что могу зайти внутрь. Эрик крепко пожал мне руку. Он него, лицом обросшего щетиной, точно так же несло перегаром.
— Ну как сказать… — понурил я голову. — Просто в гости заскочил, что ли.
— Как был кузнечиком по жизни, так и остался. Ничего не изменилось. — Жнец завидно ухмыльнулся, оценив мой поменявший облик. — А ты ничего, получше стал.
— Я знаю… А где Алан?
— Да, у себя в саду, — сказал Эрик, поглаживая под раскрытой рубашкой грудь. — Дружище всё как не может отлипнуть от своих цветов, хоть силой тащи. Он там, — кивнул, — за домом. Что, соскучился?
— Да, вроде того…
Истекал срок моего пребывания здесь. Оставалось полчаса.
Выходя из тени арки, я оказался в саду, в том месте, где слаще всего пахнет воздух. Взгляд тут же переметнулся на цветы, за которыми спиной ко мне суетился шинигами.
— Алан.
Я позвал, и он, обвешанный на поясе садовыми принадлежностями, обернулся ко мне.
— Грелль-сан…
Я опустил глаза, коснувшись пальцем лиловых лепестков. На губах рождалась нежная улыбка.
— Так и не изменился, Хамфриз…
***
Ветер поднялся за стеклом, сотрясал ветки. Местная больница изнутри буквально дышала воздухом, в котором смешивался запах бинтов, марлевых повязок и прочих медицинских вещей. Со стола на бывших супругов смотрели бутоны белых роз.