Букет белых роз
Шрифт:
— Я рад, что ты счастлив.
Взгляд Алана повторно засиял.
— А вы живите, пока не поздно.
Шинигами поделился теплом, складывая губы в светлую улыбку. Я удивленно посмотрел на его лицо и вслед тоже улыбнулся.
Потом я уходил от жнецов, оборачивался в раздумье. Мои глаза крадут все, что понравилось взгляду, и прячут в памяти.
— Не дано бояться, значит…
Оборотился. Меня уже ждал наверху Деян. Наверное, когда я подойду к нему, наши тропы опять разбегутся и мы
Но как только ноги двинулись вперед, чтобы взобраться на холм, мир с треском начал раскалываться под пятками. Я посмотрел назад, ниже плеча. Оборвалась земля и началось падение. Я хватался за панику, обезоруживающе пытался пересилить ее, но оказался грубо выдернутым в реальность - приступ откинул свой занавес.
Падал не зная куда. Волосы лихорадочно змеились перед глазами, как красные языки пламени, вонзившиеся вверх. Мое тело, охваченное облекающим воздухом, пересекло небо и тяжелым камнем вонзилось в воду.
К той секунде солнце проникло в воду, и все засветилось вокруг. Мои длинные волосы извивались алыми нитями; я падал, а их будто тянуло вверх. Не прошло и более десяти секунд, как мои мышечные волокна одновременно напряглись. По коже с новыми ударами пробегает холодная, колющая судорога.
Руки не знали, за что ухватиться - и не за что было. Я глотнул воздуха, чуть не разорвав легкие, садящие от холодной воды, и, захлебнувшись, вновь ушел под гребнями маленьких волн. Я тонул внутри и снаружи - волна незабытой боли захлестывала во мне.
Когда я выбрался на берег, свобода тела перерезала путы, некогда сковывающие меня в леденящей воде. Я кашлял настолько сильно, что казалось, - легкие раздираются в кровь и скоро выйдут из горла темно-багровой густотой.
Голос пресекся от кашля, передравшего глотку.
Все замерло во мне.
Автор
Юлия сидела на краю белой скамейки и крепко, с открытой теплотой держала женщину за руку.
— Мама, выздоравливай. — Она поцеловала костяшки побледневших пальцев. — Я очень беспокоюсь за твое здоровье.
Внешность Натальи уже была не та, чтобы цеплять на себе взгляды. Круги под глазами, морщины, следы от нелегкой жизни под кровом секты украли у нее почти всю красоту, и сердце, очерствевшее когда-то к семье, снова заполнялось светом.
— А ты звони мне, хорошо?
— Хорошо, — в ответ не улыбку матери улыбнулась Юлия.
В эти минуты куда больше волнения испытывала Наталья, нежели ее дочь. Но когда она была рядом, ее часть, ее продолжение, то давно исчезнувший огонек впервые за долгие годы тронул края разбитой жизни.
— Ты все еще злишься на меня?..
Девушка опровергла это, держа в руках сжатую ладонь Натальи, и вновь согрела остывшую
— Какой бы ты ни была, ты моя мама и ты только одна у меня. Я очень люблю тебя.
Но женщина не могла не молчать, и взмолилась перед Юлией, и если бы могла сейчас стоять, то просто бы рухнула под ноги дочери.
— Прости меня, родная, прости, — голос женщины говорил о том, что уже дважды наворачиваются слезы.
Девушка только кивнула. Градус ее улыбки подскочил сразу на несколько делений.
— Я прощаю. — Еще раз поцеловала руку и ласково посмотрела на пострадавшую. — Ты же мама… Самое главное, что ты жива. Остальное уже не важно.
Между двумя мужчинами, оставшимися за пределами палаты, на время установилась тишина. Зона медицинского запаха и молчания в свете люминесцентных ламп гудела странным звуками, стояла в ушах сплошной монотонностью.
Себастьян смотрел на плакаты, а Владимир иногда вкось поглядывал на его черные волосы, перевязанные лентой. Впору было промолчать еще немного, но только у журналиста, привитого к постоянным расспросам и поискам информации, не выдержал язык.
— Себастьян.
Тот повернулся к нему, русскоязычно сказав:
— Мистер Дементьев, чем могу быть полезен? — и так, что привычная улыбка лукаво оттянула его щеки.
Услужливый, воспитанный, безмятежный…
Щурясь, журналист навалил на глаза хмурые брови:
— Ты действительно телохранитель моей дочери?
— По-другому быть просто не может.
— Я не очень-то доверяю выбору Юлии… Но мне кажется, что-то в тебе не так.
— Всем может казаться, — таинственно оскалился Себастьян.
Владимир, выпустив ухмылку, невольно провел взглядом от одного конца белого коридора к другому.
— И сколько ты будешь вот так ее охранять?
У демона обтянулись губы, чуть-чуть выставляя края зубов. Но на этой секунде дверь открылась, и вышла Юлия.
— Ты уже все?
– уточнил журналист.
На девушке словно не было лица что перед входом к матери, что после выхода. Дементьева кивнула, отходя от двери.
— Мы поговорили с ней… Теперь можно возвращаться.
Себастьян так же превосходно подал ей руку.
— Пойдемте, госпожа. На выходе ждет такси.
Юлия
Квартира покрылась ночью, исходящей из окон, проникающий через все щели, что здесь есть. Я шарила зрачками по полке, потом взяла нужную посудину. Руки — правая, льющая из графина воду, и левая, держащая над столом кружку, — застыли до ломоты.
Я не знала, почему мне так холодно.
Чуткое ухо уловило голос телохранителя, переговаривающего с кем-то, а после этого звуки приближающихся к кухне шагов.
Себастьян уже стоял в дверях.