Букет белых роз
Шрифт:
Сердце ускоряет сокращения, кровь пульсирует где только можно, но большего всего — в кончиках пальцев, до сих пор сжимающих телефон.
Кожа натянута напряжением. Я не знаю, что сказать.
Я теряюсь. Беспредельно.
— Наш ребенок? — Грелль перехватил мой растерянный взгляд.
Сердце, как привязанная птица, носилось по кругу. Прижимая руку к животу, я замерзаю в десятках ледяных слоях пораженности от собственных слов. Я сокрушена, но не без уцелевших обломков надежды.
— Грелль, я
— Нет, Юли… — Его голосом можно было бы разрезать сталь. Раненная еще раз, я услышала этот тон. — Тебе так кажется.
Сила передаваемого, но неизвестного чувства в глазах шинигами была настолько велика, что мне казалось: ломаюсь на части. Его взгляд — двойной выстрел.
Жнец стащил резинку, и тогда целый поток алых волос спустился до бедер. Когда Грелль длинно выдохнул, на его зеленые глаза опустилась завеса ресниц.
— Я хочу тебе кое-что сказать.
Моя рука задержалась на животе, сжимая ткань кофты.
Грелль
Прохожу вперед. Глаза снова сканируют город. Я знаю: воздух, прорезанный холодом, между нами раскаляется. Правда — горький и рвущий компаньон. Но он все, что у меня остаётся.
Я думаю обо всем, что возможно, но только не о ребенке. Это разбитые песочные часы, которые не зазря истекают секундами. Именно сейчас нужно расставить все по своим местам — это самое сложное, что пришлось мне испытывать.
Небо над крышами растушевалось тучами. Но отголосков грозы я еще ни разу не услышал.
Я знаю: воздух, прорезанный холодом, между нами раскаляется. Но не так, как раньше — совершенно иным огнем. Не греющим. И вслед за финишем взвивается занавес драмы.
— Юли… — голос обнял все буквы ее имени с самой последней нежностью, которую я только мог дать. — Ничего не получится.
— Разве ты сомневаешься? — с осторожностью реагирует она.
Впоследствии я просто замер около нее, не зная, какой длины мой следующий шаг к пропасти. Крепко обхватив перила по обе стороны от девушки, я нагнулся к её левому уху. Нервные окончания пылают. Холодно и волнительно. Но черта уже переступлена.
— Я тоже хотел семью… Но так заложено законом нашего мира. — Мой голос вянет до шепота.
– …От жнецов нельзя иметь детей.
И это тоже выстрелило в меня.
Правда сказана, волнение обошло стороной. Осталась только боль и смертельность яда, сохранившегося после слов.
Юли молчала, а мои руки сжимали перила, когда я стоял вплотную за ее спиной. Я не врал. Пусть она примет это.
У Юлии распахиваются глаза, глядящие вперед. Она плотно запечатывает губы. На них затихают так и не выговоренные слова. Она отходит, отворачивается от меня. Самая ранимая девушка из всех…
Я смотрел на ее волосы, на согнутую от холода спину. Затем, порывисто прижимаясь, скрестил свои руки на ее груди, а Юли только накрыла их
Губы снова касаются того же уха. Мне тяжело говорить. В три раза труднее, чем во время признания.
— Мы не виноваты, что перерождаемся такими, слышишь? Мы не можем себя изменить.
Выговаривая каждое слово, я вновь чувствовал эту боль, мучительно тянущую нервы. И чем сильнее задевает внутри, тем больше не могу расцепить стиснутые зубы
Я сам сжег бессмысленные мечты смертной. Я сам бросил лезвие ей под ноги, стал стеблем из шипов, оплетающим ее сердце и руки.
Развернувшись в кольце моих рук, Юли не смогла победить боль в глазах. Я вновь слышу звук ее нежного дыхания, коснувшегося моих губ.
— Не будет колыбели… ни детского смеха, ни первых маленьких шагов… ни дня, когда впервые произнесет «мама» и «папа». — Эти слова совпали с выкатившейся из ее глаза слезы, как линии ожога. По другой щеке сползает еще одна.
— Зачем ты это делаешь? — Услышав мой вопрос, она подняла на меня свой взгляд. — Я не хочу видеть твои слезы.
И, чтобы удержать, сжал ее затылок в пальцах, упираясь в лоб. Гладил по волосам, ласково касался щек, висков, кончика носа, лишь бы успокоить дрожь, поселившуюся в в ней.
— Улыбнись мне, Юли.
Ее глаза, блестящие от капель, становятся шире. Я обнимаю ладонями ее лицо. Прошу еще раз. Она отрицательно мотает головой, а ее опущенные ресницы смачивают новые слезы.
— Нет… Нет… Я не смогу…
— Сделай так, как я прошу…
Я отводил Юли от слез, и наконец она улыбнулась мне, вся выжитая до дна.
Я только продолжал касаться; я целовал ее такими же задрожавшими губами.
— Ты выдержишь, Юли… выдержишь.
Я знаю, что она на слово верит. Но она как цветок, который лежит как асфальте, увядший и растоптанный. Мне хочется оживить то, что в ней погублено. Мне хочется видеть ее счастливой.
И теперь, с этого дня, мне была важна не только моя, но и ее свобода.
***
Автор
Внимательно насчитывающий в списке записанное, Себастьян еще ни разу ни с кем не столкнулся из проходящих мимо горожан.
— Так… Музей восковых фигур, два пригласительных на шоу Милен Фармер, концерт гитариста Мияви, экскурсия по Ливерпулю… Полагаю, нужно дополнить эти варианты времяпровождения. У госпожи могут возникнуть сомнения на этот счет. В прошлый раз ей не понравилась поездка.
Вдруг странный человек, точно ниндзя, вырвавшийся из бездны, быстро мелькнул в толпе, задев телохранителя за рукав и тем самым заставив мужчину с изумлением обернуться. Толпа спрятала пробегающего своими телами.