Букет белых роз
Шрифт:
Стон утонул в шелесте его прерывистого дыхания, упавшего на мое лицо.
Я снова встречаюсь с зеленым взглядом. Как свободное падение.
Весь воздух сожжен, отгорел, и мы заглатываем его таким. Как в последний раз, и больше не сможем.
Он провел кончиком носа по моей шее. Отрывкам шептал то, о чем молчал, и снова захватывал мои губы, вливая чувства и срывая выдохи.
Нависая надо мной.
Руки вновь соприкоснулись ладонями, нежно провели пальцами и, как в манер цветка, сомкнулись.
Не было
Глядя друг на друга сквозь дрожь, мы не отсчитывали секунды; пусть вначале смело заглянули в эту бездну, соединяя руки над ней. Не отделяясь, перестали существовать половинами. Просто, выдыхая, мы стали одним существом с одной свободой на двоих; с одними крыльями.
Мы исчезали и возвращались, обрушившись небом.
В эту ночь нас нет для мира. И мира нет для нас.
Только раз в жизни
Получаешь такой шанс.
Я знал с самого начала,
С первого поцелуя,
Я гнался за любовью
Безуспешно,
Двигаясь бесцельно.
Мне не нужно много времени,
Потому что в тебя я влюбился
Мгновенно.
========== Глава 13 ==========
Костёр догорел. Звёзды уже бледнели. Ветер так и не угомонился. У ветра тоже была своя история, которую он рассказывал в пустоту.
Грелль
Не было обычных снов и не было кошмаров. Лишь пустое длиною в минуту.
Открыв глаза, я понял, что проснулся слишком рано — звезды еще постепенно блекли перед рассветом. В теле оставалась легкость, не болела голова, и не было позывов приступа.
Когда я лежал в постели, укрытый простыней, смотрел в небо через стекло, то считал это крошево, следил за расположением дальних планет, соединял линией, находил знаки зодиака, глупо читал по ним будущее, как ежедневный гороскоп по радио.
Потом я повернулся к лежащей рядом Юли. Спокойно, посапывая, она спала лицом ко мне, а на лицо падали пряди. Я осторожно убрал их рукой, с улыбкой.
Последняя звезда проклевывалась сквозь разорванное маленькое облако.
Девушка задвигалась, из ее головы вылетали остатки ночного отдыха. Она открывала глаза.
— Проснулась…?
И тут повернулась ко мне: я только еще раз убедился в том, что она красива.
Ночь остыла и, как было видно из широкого окна, пустила по краю неба прозрачно-мглистое зарево. Пламень, несущая в себе холод: не в этом ли очарование весеннего утра?
Юли все лежала, с подушки окидывая на меня взглядом чистого ребенка. Ее волосы ольховой рекой сбегали на белую подушку, мягкими волнами рассыпались по ней.
— Грелль… Ты не знаешь, который час?
— Еще слишком рано… — Рука потянулась к ней, чтобы провести по прядям. — Спи сколько хочешь.
— А ты? — потом говорит она, обнимая мою ладонь, задержавшуюся в волосах. — Как ты себя чувствуешь?
И тогда, нежно усмехаясь, я пододвинулся к ней. Одеяло
Юли ждет моих слов. И я — губами в ее висок, шепотом:
— Мне хорошо и спокойно. Вот если бы так было всегда…
Но горькая тень падает на глаза. Я изменился в лице, погрустнел, но пока не отнимал ладони.
— Еще немного, и я отправлюсь…
— К Рональду? — спрашивает она, а ее выжидательный взгляд не питал в себе требование. Слишком простой, чтобы быть невыносимым.
Каждая нота моего голоса вынуждает оставаться серьезным.
— Это нужно, ты же знаешь.
И она понимала меня — вместо слов ответом было молчание. За окном еще светлее, но солнце еще не взмыло к небу. Оно лишь карабкалось к горизонту: пока только лучи выбились оранжевым полотном, щемили сердце своим необычным рассветом.
Юли повернулась в сторону окна, за стеклом которого медленно терялась ночь. Грудь поднималась под одеялом при каждом беззвучном вдохе. Я помню, как в эту ночь касался ее губами и пальцами, слышал, как девушка задыхается от моей неожиданной смелости.
Я хочу… повторить.
Короткая, но наполненная большим значением мысль проскочила в моей голове, и я сглотнул, понимая, что дернулся от напряжение кадык.
И сейчас, не дожидаясь еще каких-нибудь слов, я повис на ней. Наши обнаженные тела закрывал кусок теплой ткани. Даже под ним на близком расстоянии друг от друга высеклись искры возбуждения.
— Юли… — шептал я, пока искал ее руку, и вскоре под пальцами ощутились ее пальцы, держась за мои. Мои эмоции и чувства несутся от одного к другому. Я понял, что почти заслужил свободу, когда позволил себе сказать смертной:
— Можно мне еще раз сойти с ума?
Она снова, как непорочное дитя, заглядывает мне в глаза, а губы дышат возле моих.
Но я проглатываю сомнения, сжимающие за глотку; на миг задерживаю дыхание, нависая перед Юли, наклоняясь к ней.
Полувлажные подушечки моих губ, запомнивших сладость прикосновений, с сильным желанием хотят задеть ее губы; они почти касаются, двигаются в такт с моими, когда с воздухом вылетали слова Юли:
— Мне кажется, ты слишком сумасшедший…
— Признайся, тебе нравится это.
Она не успела сказать — мой поцелуй был подарен неожиданно, без разрешения, с нетерпением, с обрывками пылающей страсти. Я заново касаюсь ее и чувствую, что в текущей по венам крови необъяснимо потрескивает странное электричество. Мозг не функционирует, как у холодного шинигами, — ведь я почти утонул.
Целуя эту девушку, сжимая ее под собой, отдаваясь с каждым новым движением, я все чаще вопрошал себя, чем она может быть так прекрасна… Я не могу объяснить. Я еще раз вместе с ней — и жилах кровь горит огнем, не сворачивая чувства в пепел, а только распадаясь пронизывающими искрами.