Бумажная Деревня
Шрифт:
– А как же борьба с религиозными предрассудками? Вы же коммунист!
– Я её почитаю за очередную глупость. Вроде коллективизации. Или истории, как Горбачёв с алкоголем боролся. Даже не могу сказать, что было вредней и разрушительней.
– Ну-ка, ну-ка, расскажите, что у вас есть против линии партии.
– Против неё говорят факты, а не я. Хотим бороться с алкоголизмом или там фанатизмом религиозным? Очень хорошо, алкоголизм и правда тяжёлая мучительная болезнь. И как боремся? И как боролись? Сначала нарисовали множество уродливых плакатов. Я вам скажу, что и плакаты семидесятых были убогие, - достаточно с двадцатыми и даже шестидесятыми сравнить. Но перестроечные плакаты - это что-то
Ну, я пьянство не поддерживаю.
С чего бы вам чужой бизнес поддерживать! Кстати, смотрите. Проект коммунистического колеса Сансары.
Колесо сансары было узнаваемо - насколько узнаваем набросок шариковой ручкой, сделанный человеком, который последний раз рисовал в средней школе.
В мире людей должен был изображён человек, окружённый блочными многоэтажками. А из других миров к нему тянулись стрелки.
Из мира богов, где пестуют гордыню, человека обольщал Политтехнолог.
Из мира титанов-асуров, где пестуют зависть, - фальшивый Буржуазный Оппозиционер.
Из мира голодных духов, где пестуют жадность - лживый Рекламщик.
Из адских миров, где пестуют гнев - злобный, бешеный Разжигатель Войны.
Из мира животных, где пестуют тупость - льстивый Наркоторговец.
Бог смерти Яма в буржуазном цилиндре сжал колесо руками и ногами. А сбоку стоял Карл Маркс в шафранной накидке монаха и куда-то указывал - должно быть, в коммунистическое завтра.
– Хорошая карикатура,- заметил Айсингёро,- Хотя я не вижу здесь революции.
– Революция - ерунда. Я беру у Маркса самое главное: тот факт, что труженик отчуждён от своего труда. Он трудится-трудится-трудится, крутится колёсиком в механизме товарно-денежных отношений, - но на самом деле от него ничего не зависит. Он делает непонятно что, непонятно зачем и получает за это непонятно что - ничем толком не обеспеченные деньги, которые то и дело сгорают в очередном кризисе. То есть снаружи человека - чужой мир. Но Будда учил, что человек отчуждён и от собственных чувств и эмоций, от всех пяти скандх. То есть со своими собственными чувствами человек тоже вынужден мириться. Человек отчуждён от мира - и от себя самого. Видите, какая диалектика. Соответственно, марксизм ищет, как преодолеть отчуждение снаружи. А буддизм - даёт лекарство, как преодолеть его изнутри. Понять это словами почти невозможно. Но будущее - за дзен-коммунизмом!
– Грандиозно,- кивнул губернатор,- Очень грандиозно. Но я, с вашего позволения, останусь в мире богов и продолжу воевать с титанами. Ведь вы же прекрасно знаете, что когда титаны садятся на наше место, то они тут же меняют зависть на гордыню и сразу превращаются в богов. А ваша партия, насколько я понимаю, была за то, чтобы жителей ада затащить в мир богов и оставить там, как в санатории.
– Да. Но этого не случится. Они не дошли, растерялись по дороге. Сами видите, между ними два мира. Да и невозможно это было, ведь колесо в другую сторону крутится. Вот их и вынесло в социал-демократию, к тупым и толстым животным.
–
– Нет. С вашего позволения, могучий Индра, я предпочту остаться скромным человеком.
– А животным бы хотели?
– Если невозможно человеком, я согласен и среди животных. Среди них, случается, рождаются люди.
– Очень интересно,- губернатор поднялся,- я думаю, вам и правда стоит основать свою ветку в одной из известных религий. Это, по крайней мере, коммерчески выгодно.
– А разве Маркс не был последний еретик христианства?
– Ох, Эйтаро, доиграетесь. Выгонят вас из партии,- и Айсингёро кивнул на фотографию с омского съезда, где Эйтаро стоял в обнимку с Фёдором Летовым.
– А что я такого сказал? Я всё по ещё советской истории коммунизма вывожу. Христианство так и развивалось. Сначала теизм. Бог присутствует в мире и постоянно что-то в нём починяет. Потом пантеизм у Спинозы и прочих. Потом, у Вольтера, деизм - Бог только создал мир и с тех пор больше в него не вмешивается. Наконец, появляются эти секты масонского толка, пророки-духовидцы Фурье и Сен-Симон. В союзе их называли деликатно: утопические социалисты. Они писали лютую фантастику про фаланстеры и анти-китов. И в конце концов, появился еретик Маркс. У Маркса Бога нет - есть только конец света.
– А что есть у вас? Вы как Белое Братства - будете обещать конец света?
– Зачем его обещать? Один растаман из Харькова недавно открыл, что конца света бояться не надо. Потому что он произошёл давным-давно, но его просто никто не заметил. Так что не верьте Белому Братству. Они не знают всей правды.
– Надо же, как всё сложно... Не проще ли остаться советским атеистом?
– Нет. Атеизм не отвечает, что делать с остальными мирами. Он просто советуют - сидите и ждите, пока пройдёт. Или там попросите государство, чтобы запретило. Или придумывайте наукообразные системы воспитания, где добрые докторишки сюсюкаются со взрослыми, так, что даже пятилетнему было бы обидно. Да что толку запрещать, если на дворе - научно-техническая революция и колесо всё быстрее вращается? Наркотики запрещены, но ими торгуют в каждой школе. И даже если позакрывать школы вместе с наркотиками, каждый день появляются всё новые и новые препараты. Конечно, можно запрещать вообще всё подозрительное - но собакой ты новую химию уже не найдёшь. То же самое - с сектантами, с разжигателями ненависти, с клеветой, с лохотронами. Как ты запретишь финансовые пирамиды, если в них даже государство играет?
– Ну, я запрещать и не собираюсь,- признался губернатор,- Вы же понимаете, милиция в доле. А так, конечно, мне очень понравилось с вами беседовать.
Эйтаро поднялся, прошаркал к окну и впился взглядом в неподвижную серую панораму. Когда он повернулся обратно, лицо было спокойным, а в глазах трепетали чёрные молнии.
– Вы хотите оставить человека, как есть,- сказал он,- чтобы обирать его дальше!
– Какой есть, такой есть,- развёл руками Айсингёро,- все попытки двадцатого века его улучшить заканчивались геноцидом и разорением. А мне расходы не нужны. На жену сколько записано, сами понимаете.
– А я вам скажу, что каждый человек может быть добр и прекрасен! И не глупым наивным ребёнком, а чем-то большим! Намного большим! И каждый должен это узнать! Что может быть лучше. И каждый может быть добр и прекрасен! Вы слышите? Добр и прекрасен!
Айсингёро посмотрел на старика со снисходительной улыбкой. И замер.
Потому что странная алая искорка прыгала по телу замершего Эйтаро. Скользнула по рукаву, заметалась на груди, дёрнулась вниз, а потом замерла в районе солнечного сплетения. Завороженный, губернатор смотрел на юркое пятнышко, трепещущее и живое. И не решался угадать, что это значит.